Мартин Кукучин - Дом под горой

— Только всегда ли так будет? — вздохнула она: сомнения снова пробудились в ней.

— Как же иначе? Я хочу, чтоб так было всегда, до самой смерти…

— Как это странно… Почти невозможно поверить! Я низкого рода, ах, как было бы хорошо, если б вы были из наших, мне ровня!

И, позабывшись, она склонила голову к его плечу, но тотчас спохватилась: сказала неправду! Вот Пашко ей ровня, а как она с ним поступила? Именно то, что Нико не ровня ей, и привлекло ее!

А Нико вспомнились слова Зандоме, его предостережения.

— Ты станешь ровней и мне, и любой даме в городе. Не бойся. Раз моя мама согласна, бояться тебе нечего.

Катица сжала его руку своей горячей, сильной рукой.

— Я буду слушаться ее, буду любить, — вымолвила она с одушевлением, переполненная благодарностью к его матери, к нему, ко всему миру… Ее приняли, вознесли высоко, озарили счастьем, богатством — как же ей не быть благодарной? В сиянии этого счастья совсем померкла фигура Пашко, дерзкого, сурового, который столько о себе воображает…

— Все можно преодолеть там, где есть любовь, — сказал Нико, словно отвечая собственным возражениям. — Нас еще будут вспоминать, благословлять — и именно благодаря тебе. Ты из простых, ты склонила к ним мое сердце! Труд велик — ведь нива обширна и запущена…

Катица с недоумением подняла на него глаза: что за странные вещи говорит он, в них нет никакого смысла, никак они не связаны с нею, с ее любовью…

— Ты молода, умна, переимчива. За какой-нибудь год станешь дамой, словно родилась во дворце. Могут ли устрашить меня какие-то пугала? Главное — любить, а тогда явится и созвучность души…

«Ах, как он меня любит! — думает Катица. — Заснуть не мог, пока меня не повидает!» И от радости, благодарная, она теснее прижалась к нему.

— Я буду бодрствовать над тобой, дорогу тебе расчищать, чтоб тебе легче было, — говорит Нико. — Не бойся. Привыкают же другие к нужде — отчего же моей Катице не сжиться с богатством? Она ведь такая способная! Правда?

— О, это легко — я научусь…

— Вот видишь! Я и говорю, — ты станешь такой, будто век во дворце жила! — радостно воскликнул Нико, обнимая ее.

— Тут и года не потребуется, я сразу смогу, только захотеть…

— Конечно! Я тоже так думаю. Прежде всего старайся понравиться маме. Приходи к ней, пускай она тебя узнает, полюбит… От нее научишься владеть всеми пружинами, которыми тебе когда-нибудь придется управлять!

«Как красиво говорит он, боже мой, как красиво! — ликует Катица. — До чего же я счастлива, боже мой, как мне будет хорошо!»

Они смолкли; сидят, прижавшись друг к другу, переполненные счастьем, и мысль их блуждает по ниве будущего — в цветах, сиянии и ароматах…

Пробило одиннадцать, когда Мате вышел во двор глянуть, «не собирается ли дождь». Это напомнило Нико требование матери сохранить с Катицей отношения чистые, без пятнышка… Он поднялся — с тяжелым сердцем, чувствуя, что высказал еще не все, что только начал, и много еще осталось недосказанного. Катица проводила его до калитки, и тут они простились долгим, бесконечным поцелуем, словно расставались не до завтра, а навек. Катица смотрела ему вслед, пока стройная его фигура не слилась с ночной темнотой. И после этого еще долго прислушивалась к его энергичным шагам — отзвук их так четко долетал в тишине ночи…

Вдруг что-то стукнуло, будто упало… И еще стук, потом сразу два…

— Это что за безобразие?! — уже издалека раздался голос Нико. — Кто там швыряется?!

Ответа не было, только звуки падающих камней участились.

— Кто осмелился?! — кричит Нико в гневе, но глухая ночь прикрывает тех, кто бросает камни, и ответа нет.

Вот уже смолк и голос Нико, и слышит Катица только, как застучал целый град камней, а шаги Нико уже не ритмичны, не решительны — заспешили, это скорее какие-то скачки: Нико бегом бросился к городу, провожаемый камнепадом.

Так довелось и ему узнать, что это такое — удирать от камней… Когда ничего не видишь, слышишь только, как густо падают за спиной камни, непрерывно, методически… Тут бесполезно личное мужество. Самый отважный, услышав позади себя стук камней, побежит сломя голову — и не стыдно бежать даже самым удалым, потому что надо как можно скорее миновать место, где засели камнеметатели. А чтобы игра удалась, последние размещаются цепочкой вдоль дороги, и каждый следующий начинает там, где кончает предыдущий.

Нико добежал до города. Лицо его горит, не столько от быстрого движения, сколько от стыда и злости. Злость тем сильнее, что виновных невозможно поймать — они укрылись за заборами и мстят ему безнаказанно…