Григол Робакидзе - Меги. Грузинская девушка

Он опустил голову, и она, казалось, застыла, колено Цицино сразу же ощутило это.

— Что с тобой? — спросила его госпожа. Нау наконец осмелился поднять голову, но Меги уже исчезла.

— Ты что, онемел? — спросила его еще раз Цицино, уже не скрывая своего раздражения. Нау молчал. Он смог издать лишь какой-то неясный звук, похожий скорее всего на рычание безобидного зверя. Цицино оттолкнула его от себя, как собаку, и встала.

Меги, не оглядываясь, выбежала со двора. Теперь она знала, что для нее все потеряно безвозвратно. Что, собственно, произошло? Как будто ничего особенного: чувственное желание, избравшее для своего удовлетворения раба. Но Меги не могла до конца постичь происшедшее. Она была готова снова один за другим пережить все ужасы, выпавшие на ее долю, чтобы только не видеть этот, последний. Цицино, боготворимая ею мать… Нет, нет… Теперь она уже не думала о больной девочке. Ей самой приходилось страдать еще больше. Может быть, и ей стоило пойти в Цкепи, чтобы найти утешение в чудодейственной картине?..

Прекрасен правый берег Техури. Вдоль него тянется гряда холмов, усеянных тихими, уединенными усадьбами. Здесь находится и Накалакеви. Это слово означает буквально: «место, где когда-то был город». Это развалины древнего города Аэя, о котором упоминает еще Геродот и который позднее Страбон назовет «археополисом». Здесь стоит украшенная великолепными фресками церковь эпохи Юстиниана. Ее своды выложены огромными квадрами. Недалеко от церкви расположена цитадель с потайным ходом, ведущим к реке. Немного ниже по течению реки высится старинная усадьба с двухэтажным домом и длинной, широкой террасой, начинающейся у самого берега моря. В середине двора могучие широколистые платаны, дубы и ореховые деревья образовали плотный шатер. За этой усадьбой, у подножья конусообразного холма начинается деревня Цкепи. На вершине холма можно видеть увитые плющом развалины высокой башни, которая была когда-то частью крепости мегрельских князей.

Женщина с больным ребенком въехала во двор азнаура Кордзая. Во дворе уже стояло много повозок с тентами. Здесь царило оживление. Со всех концов Мегрелии, Гурии, Сванети и Имерети сюда съехались больные. Это были одержимые навязчивой идеей, виттовой пляской, эпилептики, заики, страдающие любовной тоской, помешанные, словом, целое сборище душевнобольных. Все они терпеливо ждали исцеления. Их поддерживала вера, вера в чудо: если даже все уже потеряно, все же где-то на земле, возможно, есть еще крошечный луч надежды, сулящий облегчение. За этот созданный мечтой и обретший в возбужденном сознании почти осязаемую плоть лучик надежды цеплялись больные, но еще больше — их близкие. Случаев магического исцеления было немало. Азнаур Кордзая, практичный и ловкий человек, сумел извлечь пользу из того случая с больной девочкой, о котором рассказала Меги женщина на арбе. В сущности, в этом случае не было ничего сверхъестественного. Девочка уставилась на портрет девушки, красота которой повергла ее в изумление, и успокоилась на короткое время. Родные девочки приписали картине чудодейственную силу, ибо человеческая природа нуждается в том, чтобы счастливый исход болезни или несчастья объяснить чудом — даже в том случае, если оно лишь мнимое. Слух о чудесном исцелении быстро распространился, возбудив множество людей. Кордзая купил эту картину на ярмарке в Сенаки. Но чтобы еще больше подчеркнуть ее чудодейственность, он рассказывал, что приобрел ее у какого-то итальянца, которому он в городе Поти оказал дружескую услугу. Молодую женщину, изображенную на картине, он называл «Девой Марией», хотя многих настораживал тот факт, что она была без младенца. Однако вера в чудо не нуждается в доказательствах. Портрет стал для Кордзая источником дохода. Ему приносили яйца, сыр, шерсть, привозили овец, кур и голубей. Больные и сопровождавшие их близкие могли видеть картину лишь в час захода солнца. Таково было требование Кордзая, которое никто не мог объяснить. Портрет был выставлен под кроной тысячелетнего дуба. Люди уже собрались, и с немым восхищением уставились на картину, когда среди них вдруг появилась девушка. Никто сначала не обратил на нее внимания.

Это была Меги. Отсутствующим взглядом посмотрела она на окружавших людей и вдруг увидела картину. Она вздрогнула, будто глаза ее встретились с пламенем, но не с обжигающим, а с ласкающим. Это был ее портрет. Меги словно окаменела, но мысли не переставали роиться в ее голове. Что это?