Мигель Унамуно - Туман

– Я верю, что она так не думает.

– Потом… потом она поручила мне выяснить как можно дипломатичнее…

– Дипломатичнее всего, сеньора, говорить без дипломатии, особенно со мной.

– Потом она мне поручила выяснить, не обядит ли вас, если она примет без всяких обязательств ваш подарок, то есть ее собственный дом.

– Как без обязательств?

– Ну, если она примет подарок как подарок.

– Но если я делаю ей подарок, как же еще она может принять его?

– Эухения и говорит: она, мол, готова принять его, чтобы показать свое хорошее отношение и искренность своего раскаяния, но она хочет принять ваш щедрый подарок так, чтобы под этим не подразумевалось…

– Довольно, сеньора, довольно! Мне кажется, она, сама того не желая, снова оскорбляет меня.

– Простите, это невольно.

– Бывают случаи, когда самые страшные оскорбления наносят именно, как говорится, невольно.

–. Не понимаю.

– Однако это совершенно ясно. Как-то я пришел в гости, и один из присутствующих, мой знакомый, даже не поздоровался со мной. Выходя, я пожаловался одному другу, и он мне сказал: «Не обижайтесь, он сделал это не нарочно, он просто не заметил вас». Я ему ответил: «Так в этом и заключается его грубость: не в том, что он не поздоровался, а в том, что он не заметил моего присутствия», — «Это произошло невольно, он человек рассеянный…» — говорит мне приятель. А я ему: «Самая отвратительная грубость — это та, которую называют невольной, и нет большего хамства, чем рассеянность в присутствии других людей». Это напоминает мне, сеньора, так называемую невольную забывчивость — как будто можно что-то забыть добровольно. Обычно невольная забывчивость — просто грубость, — Но зачем вы это говорите?

– А затем, донья Эрмелинда, что после просьбы Эухении простить ее sa неумышленное оскорбление, будто я подарком задумал купить ее, вынудив к благоч дарности, после этого я не знаю, зачем она принимает мой подарок, да еще подчеркивая, что принимает без обязательств. О каких обязательствах речь, о каких?

« Не горячитесь так, дон Аугусто!

– Да как мне не горячиться, сеньора! Эта девчонка вздумала шутить со мной, решила, что я для нее игрушка! — При этих словах он вспомнил Росарио.

– Ради Бога, дон Аугусто, ради Бога!..

– Я уже сказал, закладная уничтожена, и если она не берет свой дом, то и я не имею к дому никакого отношения. Благодарна она мне или нет, мне все равно!

– Ну, дон Аугусто, зачем вы так! Она ведь желает только помириться с вами, чтобы вы снова стали друзьями!

– Конечно, теперь, когда она порвала с другим, не так ли? Раньше я был «другой», теперь я первый, не так №?, Теперь она хочет подцепить меня?

– Разве я говорила вам что-нибудь подобное!

– Нет, но я догадываюсь.

– Ну, так вы совершенно ошибаетесь. Когда моя племянница сказала мне все, что я сейчас вам передала, я ей стала давать советы, стала внушать ей, раз уж она порвала со своим прощелыгой женихом, постараться завоевать вас, ну, вы меня понимаете.

– Да, снова завладеть моим сердцем.

– Именно! Так вот она в ответ мне сто раз повторила: «Нет, нет и нет». Она, мол, вас очень ценит и уважает как друга — только как друга, — но как муж выей не подходите, и она выйдет замуж только за человека, которого полюбит.

– А меня она полюбить не сможет, не так ли?

– Нет, такого она не говорила.

– Думаю, что говорила, и это тоже дипломатия.

– Как так?

– Да, да, вы пришли не только затем, чтобы я простил эту девушку, но и еще проверить, согласен ли я снова просить ее руки, не так ли? Бы уладите это дело, и она смирится.

– Клянусь вам, дон Аугусто, клянусь вам священной памятью моей покойной матери, клянусь вам…

– Вспомните заповедь: не клянись…

– А я клянусь, что вы сейчас забываете — невольно, ко вечно, — кто я такая, кто такая Эрмелинда Руис-и-Руис.

– Если бы все было так, как вы говорите…

– Да, это так, именно так. — Она произнесла эти слова таким тоном, что сомнения были неуместны.

– Ну, тогда… тогда… скажите своей племяннице, что я удовлетворен ее объяснениями и глубоко за них благодарен, что я по-прежнему буду ей другом, верным и преданным другом, но только другом и ничем больше, только другом… И не стоит говорить ей, что я не фортепьяно, на котором можно играть что вздумается; что я не из тех мужчин, которых сегодня берут, а завтра бросают; что я не заместитель и не вице-жених; что я-не второе блюдо…

– Не горячитесь так!

– Да я вовсе не горячусь! Так вот, я по-прежнему ее друг…