Кнут Гамсун - Местечко Сегельфосс

В дверях стоял Теодор:

– Мне послышалось – что это, лампа погасла?

– Я разбил ее, – сказал Антон.

– Я сию минуту принесу другую!

Марианна вышла, и Антон последовал за нею. Возбуждение упало, оба оправили платье, Антон ощупывал свою рану и дышал тяжело. Марианна же не дышала тяжело, она уже совсем перестала волноваться.

– Не у вас ли мой носовой платок? – спросила она, протягивая руку назад и не глядя на Антона.

– Что? Ах, носовой платок? Нет, но я сейчас поищу. Она разговаривала с ним, значит не возненавидела его, он ей не противен, дьявол разберет эту девушку, эту метиску! Но сейчас он был ей благодарен за это спокойствие и изумлялся ее самообладанию. Она не закричала, только проворчала что-то перед тем, как ударить, а теперь спрашивает про носовой платок! Красота ее была вовсе не очевидна и не бесспорна, нет, она желта и похожа на индианку, глупого рисунка и глупой окраски, не классична. Но, обнимая ее, он почувствовал, что она прекрасна, почувствовал, что в ее теле и в ее движениях огромная сладость. Он решил придерживаться ее тона и сказал только:

– Будьте добры, забудьте это!

– Конечно, – ответила она.

– Благодарю вас. Но, господин, это самое оригинальное из всего, что мне случалось видеть в жизни: вы пырнули меня ножом?

– Нет, вилкой, – ответила она, показывая, что все еще держит ее в руке.– Положите ее обратно на стол!

Он взял вилку и пересчитал зубцы:

– Один, два, – стало быть во мне – во мне четыре дырки.

Но нет, пусть дьявол разберет эту девушку, она обернулась к нему и сказала:

– Будьте добры, забудьте это!

Пришел Теодор с лампой, и Антон последовал за ним. Марианна осталась возле избушки и смотрела на танцы. Находила ли она извинение поведению безумца, или же считала его – отчасти понятным и разумным? Он был не из тех, что подбираются к своей цели окольными путями, нет, конечно, не из тех тысяч заурядных нолей, что действовали бы иначе; уж не склонил ли он ее до некоторой степени в свою пользу своей поразительной определенностью?

– Я не нашел вашего носового платка, – сказал Антон. Теодор шагнул вперед, взялся за свой грудной карман, оглянулся, раздумал – отказался от чего-то. Подали кофе для всех гостей – ну, и Теодор!

– Нет, спасибо, мы будем пить здесь, со всеми, – сказала Марианна.

– Вы не решаетесь вернуться в избушку? – спросил Антон.

– Я боюсь этого меньше, чем вы, – ответила она. Кофе пили с пуншем, и Марианна спросила, который час: не пора ли нам собираться домой? Но когда молодежь напилась кофе с приложением, танцы пошли еще оживленнее и веселее, а те, что не танцевали, сидели за столом и продолжали распивать пунш, ничто не могло усилить или ослабить их настроения, даже Юлий с виноградным спиртом и закусками, – что ж, разве закуски из гостиницы Ларсена были не хороши? Юлий дал нам всем отведать тонких закусок из кладовой. А про Теодора я даже и не хочу говорить, потому что он выше всех! Короче сказать, все так развеселились, что опять стали гасить факелы и расходиться парочками, но тут Теодор скомандовал:

– Все в лодки! Точка. Теодор Иенсен.

И это прозвучало так бодро и весело, что публика подчинилась, и все направились к лодкам, крича «ура» и «спасибо за праздник» и, «ура Точке Теодору». Пекарь, Нильс-сапожник и Юлий остались тушить факелы и убирать стаканы и посуду, хотя пекарь, впрочем, никуда не годился и спал, позабыв о бренности мира сего.

Обратный путь под граммофон и веселый смех, ни одна не отходит в сторону, все эскортируют, все плывут тесной флотилией. На адмиральском судне Теодора висят три зажженных фонаря, да несколько редких звезд мигают в синей чаще неба, так что не темно и не светло, одна приятность. Да, и Теодор галантно пригласил дам с дальних шхер в свою лодку.

Подплывая к Сегельфоссу, он вдруг пустил в воздух ракету. Это был сигнал: десять динамитных взрывов вновь потрясли землю и берег, салют на весь земной шар.

– Да здравствует королева! – с большим чувством, чем обычно, сказала Антон Марианне. Теодор приложился к шляпе.

Вот взвилась в небо ракета с сигнального холма, другие ракеты с других холмов, начался сюрприз. Чудо свершилось. Люди в лодках опустили весла и смотрели, они слышали, как народ в местечке разразился криками, ракеты сменялись в воздухе огненными кострами, римскими свечами, золотым дождем, золотыми коронами, огненными павлинами – ах, господи! И так продолжалось долго, без конца, необыкновенно пышно и грандиозно, – Теодор, должно быть, заработал в этом году уйму денег на своей треске.