Кнут Гамсун - Местечко Сегельфосс

– Я хотел позвать тебя поработать у нас, – сказал ленсман, – мы скоро останемся совсем босые.

– В Буа есть сейчас всякая обувь, – ответил Нильс, – и она гораздо лучше.

– Ну, я старинного склада и больше верю в твои башмаки, – сказал ленсман.

– Я стал плохо видеть, – ответил Нильс.

– То, что надо сделать у меня, ты разглядишь.

– Нет.

Ленсман с изумлением посмотрел на Нильса-сапожника и не узнал его. По своему обыкновению, он стал действовать осторожно, говорил ласково, убедительно, но сапожник уклонялся. В конце концов он сказал:

– А кроме того, я сижу в кассе и продаю билеты в театр.

На том и расстались. Нильс-сапожник уперся. Получив это поручение, эту должность от Теодора из Буа, он решил, что занят на вечные времена и не смеет расточать свои силы ни на что другое. Нынче ночью он сидел в будке и продавал билеты на танцы, и дело шло чудесно, люди приходили к нему, как ко всякому купцу, он отпускал билеты и принимал деньги, а утром, когда он сдавал выручку, Теодор бросил на стол две кроны и сказал:

– Пожалуйста, – это тебе за работу! И приходи опять, когда у нас будет настоящий театр! – сказал Теодор.

С этими словами Теодор пошел по своим делам, потому что был очень занят.

Оказалось, что с театром пропасть хлопот. Объявление уже было напечатано два раза в «Сегельфосской газете» и завтра должно было появиться еще раз, печатные плакаты были прибиты в лавке, флаг на здании театра развевался днем и ночью, напечатали красные, зеленые и белые билеты. Теодор агитировал вовсю.

– Будут играть «Ядовитую змею в пещере», замечательная пьеса, сочинения не то Бьернсена, не то кого-то другого, но, во всяком случае, тоже очень замечательного писателя. А ядовитая змея – не думайте, что это и правда ядовитая змея; ядовитая змея это такой же человек, как мы с тобой. Я построил театр для того, чтоб мы увидели эту пьесу, все должны купить билеты, нельзя же нам быть хуже других городов.

Но недоставало заметочки в газете. Объявление было, а заметки – нет. Теодор пошел к редактору и спросил, что это значит? И разве его фирма не дает постоянные объявления в газету? Редактор был приперт к стене.

– Заметка, да, конечно, она будет.– Но ее не было. Теодор опять пошел в газету.– Заметка, – да, да, но адвокат еще не успел написать ее.

– Разве ее должен писать адвокат?

– Да. И он хотел дождаться приезда актеров. Больше ничего не добился Теодор, он столкнулся с высшей силой. Он мог выбранить редактора, мог отнять у газеты на веки вечные объявления о своей фирме, все напрасно; оказалось, что «Сегельфосская газета», принадлежит адвокату Рашу. Черт бы побрал почтенного адвоката!

Теодор закусил губы, а он был молод, зубы у него были все целы, так что куснул он крепко. Он отнюдь не растерялся, в сметливой голове его моментально блеснула идея: он знал кое-что про девушку, повязанную шерстяным платком, и девушка не прятала имевшуюся у нее сберегательную книжку, только вот – откуда она у нее? Но торопиться некуда, подождем, пусть адвокат Раш напишет свою заметку или не напишет, это дело его!

В конце концов, у Теодора вовсе и не так много стояло на карте, он сдал свое помещение и получит за него плату, он кредитор, пользующийся всеми правами и преимуществами. Да и ради дальнейших представлений лучше жить с газетой в ладу.

Приехали актеры, Теодор помахал флагом, труппа поселилась в гостинице Ларсена, семь человек, стариков и молодежи: примадонна, актрепренер, кассир, Юлий решил показать знатной компании, что она попала к порядочным людям, в знаменитый дом. Он вставил портрет своего брата Л. Лассена в рамку и повесил в зале. Вышло так удачно, что этот портрет как раз появился в издании Лютеровского Общества, и пастор сейчас же послал один экземпляр домой, своим дорогим родственникам, с собственноручной надписью. И вот он висел теперь за стеклом и в рамке, пастор был в сюртуке и воротничке, актеры увидели его, а Ларс Мануэльсен, принесший их вещи, сейчас же выпалил:

– Это мой сын! – сказал он.

– Иисусе! – воскликнул один из актеров. Остальные, услышав это восклицание, переглянулись и укусили себя за пальцы, а дамы забрали в рот носовые платки. Они вели себя очень странно.

– Вы ведь слыхали про Лассена? – спросил Ларс Мануэльсен.

– Да, – как же, натурально, кто же не слыхал про Лассена? Лассен!

Актеры пошли гулять. И людям на земле, и птичкам в небе удивительно было смотреть на их походку, их платье и манеры. У мужчин шляпы были на шнурочке, они шли и, напевали от сытых желудков и веселого настроения, начальник был в полосатом красно-зеленом галстуке, бросавшем на него сияющие светскости и барства. Один из них запел про «его волосатую лапу и сизый от водки нос».