Кнут Гамсун - Август

Разве ему было сладить с этими обитателями жалких домишек! Ну и ладно, им же хуже, верно, подумал он. А уж ёлочек они больше от меня не получат.

Теперь возьмём, напротив, муравья Теодора. Ему неведомы подобные неудачи, потому что у него нет планов на будущее. Ближе к вечеру Август вновь его встречает, Теодор ведёт себя как обычно: он ходит из дома в дом в своей зюйдвестке и разносит великую новость, бродячий муравей, который вроде как занят важным делом. Там и сям его потчуют кофе, там и сям он кого-то подстригает, потому Теодор и думает, что он везде желанный гость.

Встречает Август и Эдеварта, но и Эдеварт не прибавляет ему бодрости духа. Эдеварт, покачиваясь, поднимается от лодочных сараев, где по поручению рыбацкой артели он должен следить за лодками и такелажем, а также чинить их.

— У тебя что, фабрика будет без трубы? — спрашивает он с места в карьер.

Август останавливается. Он уже загодя раздражён, и его легко вывести из себя.

— Что, труба? А ты только что догадался? Да, умом тебя Бог не обидел.

Эдеварт бормочет:

— Да я уже давно заметил, что она без трубы.

— И сразу подумал, что я про неё забыл? Как, по-твоему, мог я поставить трубу до того, как решил, чем буду её топить? Допустим, в один прекрасный день я решу, что фабрика будет работать на электричестве, потому что в этом я тоже разбираюсь. Тогда на кой мне нужна труба?

— Не нужна, — говорит Эдеварт.

— Вот видишь! А крыша на доме нужна обязательно, потому я и не прекращал работы, пока не подвёл дом под крышу. А ты, Эдеварт, решил, что про трубу-то я и забыл.

Эдеварт хочет идти дальше.

— Но без трубы мне не обойтись, — говорит Август, — и будет она в сто пятьдесят футов высотой.

— А топить чем будешь?

— Чёрт подери, откуда мне прикажете брать здесь электричество? Так что хочешь не хочешь, придётся ставить трубу. Но разобрать крышу — это такой пустяк. Об этом я вовсе не тревожусь.

Эдеварт ещё раз делает поползновение уйти.

— А топить я собираюсь торфом, — говорит Август.

— Торфом?

— Конечно. Ты, верно, думаешь, что дыму от торфа будет не меньше, чем от угля, но ты ошибаешься. От торфа из трубы будет подниматься замечательный столб дыма. Я всё подсчитал и прикинул: здесь будут огромные торфяные разработки, потому как болота доходят до самого залива, а я ещё слышал и про другое болото, которое занимает половину всего прихода.

Эдеварт:

— А зачем тебе такое большое болото?

Август настроен миролюбиво. Раз ему удалось заставить Эдеварта раскрыть рот и задать пару вопросов, это чего-то да стоит, поэтому Август пользуется благоприятной возможностью объяснить решительно всё: по сравнению с поставленным на широкую ногу производством торфяной крошки рыбная мука покажется пустяком, даже в особенно удачные для промысла годы. Нет, торфяная крошка на экспорт — это ценный товар на мировом рынке, удобрений станет вдвое больше, гигантское производство, ни одного норвежского парохода, чтобы шёл порожняком. Ну-с, что скажет на это Эдеварт?

— Да, — говорит на это Эдеварт.

Август:

— Я построю небольшую железнодорожную ветку до Верхнего Поллена, может статься, и здесь не обойдётся без акционирования, тогда вся Норвегия обзаведётся такими акциями. Как по-твоему?

— Да.

Август был оживлён и доволен, наконец-то всё пошло как надо. Даже староста Йоаким, который всё время не верил ни в банк, ни в фабрику, даже Йоаким вдруг прозрел: каким покупателем торфяной крошки может, к примеру, стать Аргентина! Рыбная мука — вещь чрезвычайно полезная, иначе и не скажешь, но тогда коровам придётся до поры до времени продолжать есть цельную селёдку, как они и привыкли, а вот торфяная крошка стала бы спасением для хиреющего земледелия, ответом на призыв SOS со всего света. Кстати, что мешает Августу потом выстроить несколько фабрик по производству рыбной муки?

Август всё это время берёг свои сигареты и закуривал их, лишь когда вокруг никого не было. Теперь он закурил сигарету, потому что углядел у ручья Рагну, пришедшую за водой. У него тотчас поднялось настроение, он взмахнул тростью и двинулся вперёд!

Но очень скоро Август замечает, что, как он ни пыжься, затея эта для него безнадёжная. Рагна отворачивает лицо в сторону и вообще не проявляет ни малейшей радости, завидев его. Она просто наполняет водой свои вёдра и собирается уйти. Что ему остаётся делать, кроме как изображать живое веселье и обычную развязность — ку-ку, малышка Рагна! — и никоим образом не выказывать серьёзные намерения прямо здесь, у ручья.