Илья Штемлер - Архив

— Вот мы их и ловим! — оборвал жестко Мостовой.

— То есть как? — сощурила глаза Тимофеева и всплеснула руками. — Как понимать ваши слова? Вы причисляете Гальперина к той публике?

Мостовой посмотрел на Тимофееву стылым взглядом филина, шмыгнул крючковатым носом.

— Позвольте уж, Софья Кондратьевна, мне воздержаться с ответом на ваш вопрос… Повторяю, я сюда приехал не допрос проводить, а уточнить с общественностью архива некоторые вопросы.

— В назидание общественности города, — прервала Тимофеева.

Опершись на подлокотники, Гальперин вытянул себя из кресла, придерживая зачуханную меховую шапку, точно пойманного зайца. Толстые пальцы нащупали в пальто размочаленную петлю и продели в нее черную пуговицу.

— Я схожу домой, принесу документы Сухорукова, — проговорил он спокойно и даже по-деловому. — И, между прочим, все верно… Я украл это четвертое письмо Льва Николаевича. Решил помочь своему сыну Аркадию. Пусть, думаю, мальчик не испытывает трудности, хотя бы в первое время.

Гальперин сделал несколько шагов к двери. Точно в теплой воде уснувшего южного моря. Казалось, даже слышен шорох воздуха, что разваливают его тяжелые ноги.

— Вот, пожалуйста, — пискнула Лысцова.

В дверях Гальперин остановился. Оглядел белые пятна лиц в скупом свете зимнего утра, что отделялся от мутных окон…

— Спасибо тебе, Софья, — произнес он в сторону, где сидела Тимофеева. — Мы всегда с тобой были добрыми друзьями, — он сделал паузу, пожевал губами, уже тронутыми лиловыми узелками. — Видишь, Софья, ты не все знала о своем старом приятеле… Ты не знаешь, что я принял участие в составлении «Протокола сионских мудрецов»… А главное, ты не знаешь… Это я поджег рейхстаг, чтобы в дальнейшем развязать мировую бойню. Чтобы отвлечь народ от полупустых магазинов, от безликой, пресной жизни… Разве перечислишь все, что я натворил на этой земле? То-то…

Гальперин вышел, осторожно, точно доктор, прикрыв за собой дверь.

Бывший подсобный рабочий Петр Петрович мог дать голову на отсечение, что человек в кудлатой шапке, перекрывающий проход автобуса, есть не кто иной, как Гальперин. Второй такой шапки во всем городе не сыщешь. Куда скромней заработок у Петра Петровича, а такую бы шапку он ни за что бы не надел, постеснялся.

Решив это, Петр Петрович принялся протискиваться вперед, тревожа пассажиров. Хоть Гальперин и не директор архива, но тоже руководство. Может, подтолкнет где надо интерес Петра Петровича? А интерес заключался в том, что после выхода на пенсию директор обещал приютить Петра Петровича вахтером, в фотолабораторию. Кем ни есть, а все при архиве останется старик. Без архива ему крышка. Сам дух лежалой бумаги, плотный, отстоявшийся, для Петра Петровича все одно что чистый горный воздух. Еще бы, весь организм перестроился, на будущий год сорок лет, как он при архиве состоял. А вопрос о трудоустройстве все не решался и не решался. Тамара-секретарша его к директору не подпускала, говорит, события в архиве серьезные, не до него, старого. А какие в архиве могут быть события, смешно даже, — считай, после кладбища архив самое спокойное место на земле.

Так Петр Петрович и бился, как рыба об лед, на пороге Тамаркиного окаянного царства. И решил Петр Петрович — если сегодня вновь его завернут в обратном направлении, то подстережет директора у подъезда и поставит вопрос ребром. Кричать он не будет, прав никаких особых нет, все от милости директорской зависит, но твердо поговорить постарается… И вдруг, пожалуйста, заместитель директора по науке, собственной персоной попутчиком в автобусе оказался. Удача из редких!

— Илья Борисович, — проговорил Петр Петрович в глухую спину, точно постучался.

Не слышит, что ли? Конечно, такой гул стоит… Петр Петрович повысил голос и легонько тронул Гальперина за руку, что оттягивала пластиковая сумка.

Гальперин медленно обернулся.

— Это я, Илья Борисович, я… Петр Петрович, запамятовали? — робко проговорил Петр Петрович и улыбнулся в надежде.

— А… Петр Петрович, — глаза Гальперина прояснились, но голос расплывался в рокоте автобуса.

— Узнали, — возликовал Петр Петрович. — Конечно, столько лет вместе работали, правда, виделись редко… Вы куда? В архив направились?

— Помогите мне выйти. Чувствую себя неважно, — Гальперин виновато скривил лицо.

— Так сядьте, сядьте, — засуетился Петр Петрович. — Сейчас поднимем кого-нибудь. Люди же! — громко и с расчетом проговорил старик.