Стеван Сремац - Поп Чира и поп Спира

Корчма — покосившаяся на один бок хибара — была пуста, только какой-то пастух-погонщик с распухшим лицом сидел за длинным еловым столом и поглядывал из-за угла, как крыса из норы; перед ним стоял стаканчик с мутной ракией; попивая, он беседовал с корчмаркой, которая тут же гладила плиссированные юбки. Он разглагольствовал о прошлых золотых днях, о высоких когда-то, а теперь низких заработках погонщиков; рассказывал, — хотя она его и не слушала, потому что слышала об этом уже сотни раз и знала всё наизусть, — как выгодно было лет тридцать тому назад, когда он был ещё молодым парнем, нанявшись пастухом или свинопасом, гнать крестьянских, а то и купеческих свиней в Вену на ярмарку: немало тогда побродили по свету и всякого нагляделись погонщики.

— Эй, корчмарь! — постучав, кричит Пера Тоцилов. — Зовёт тебя его преподобие.

— Принеси-ка чего-нибудь Пере, — говорит отец Спира, — а кстати и мне.

— Ракии, стопочку ракии, — говорит Пера, — в самый раз будет в этакий холод.

— Сейчас, сейчас! — говорит корчмарка, довольно ещё красивая женщина с подвязанной щекой, бросает работу и прикладывается к руке его преподобия; она приносит им ракию — попу Спире в маленьком стаканчике, а Пере в большом.

— А где твой муж? — спрашивает её Пера Тоцилов.

— Уехал вчера в Темишвар по делам. Готовимся!.. Будет у нас в воскресенье малость суматошно! — радостно говорит корчмарка.

— А по какому случаю суматоха? — спрашивает Пера.

— Да вот… не нашлось другого дела! — говорит она стыдливо и уходит.

— Вы, значит… скажем, — вмешивается в разговор сидящий в углу погонщик с длинными жиденькими усами (сущая развалина), которого только теперь заметили проезжие, — хотите, как путники, знать, что будет у нас здесь в воскресенье? Э, могу, если позволите, вам объяснить. Потому что я прихожусь родственником этому корчмарю, который сейчас в Темишваре. Он, значит, собирается жениться и в воскресенье справляет свадьбу.

— Что ж, это, ей-богу, неплохо! — говорит поп Спира, принимаясь за ветчину, которую захватил из повозки.

— А берёт он вот эту самую, что здесь гладила и туда вышла, — и пастух указывает чубуком на дверь, куда вышла корчмарка. — Такая честная душа, что, как говорится, хоть через газеты ищи, не найдёшь подобной, не женщина, а сокровище! — продолжает пастух, потом встаёт и быстро наливает себе стакан ракии.

— Я здесь, знаете, как родной, потому и не церемонюсь, сам себя обслуживаю. Это для меня бальзам и, так сказать, единственная услада. Ну, помогаю им, как своим: ведь попадаются люди, которым выпить охота, а платить неохота, вот я и не даю, приглядываю по-родственному, так сказать, берегу хозяйское добро, как своё собственное.

— Что ж, доброе дело, доброе дело! — замечает поп Спира и, продолжая завтракать, угощает Перу.

— Она-то влашка, а мой Миша серб, как и я, да и весь наш род; а её зовут Тинкуца, попросту говоря — Тинка. Живёт она с Мишей уже лет одиннадцать, с тех пор как прогнал он ту словачку, что до неё здесь была. Ну, а сейчас на него налетели из округа и объявили: либо пусть он женится, либо отправят её по этапу в Лугош, на место жительства.

— Ах так? — бросает поп Спира.

— Она в слёзы, а ему, конечно, жалко. Жили, как говорится, столько лет, словно венчанные, ну, конечно, до этого допустить нельзя, и опять же не таковский он человек! Вот он и говорит: «Э, будет не так, как достославный округ приказывает, а как я хочу!» И сейчас, как я вам давеча уже сказал, на этой неделе венчаются. Вот гладит, к свадьбе готовится. Готовится, бедняжка, и бог знает до чего радуется!.. Да и он, почитай, уж неделю её не колотил — всё по случаю венчания.

— И следует, правильно! — говорит Пера Тоцилов. — Людям следует венчаться: не скоты, так сказать, чтобы невенчанными жить… На что бы, к примеру, вот их преподобия жили, если бы никто не венчался? Как говорится: рука руку моет!.. Всякого бог чем-то наделил и, как говорят, к чему-то предназначил. Вот, к примеру, ты обслуживаешь гостей, а я извозничаю, а они женятся, а их преподобия венчают… Всяк своим делом занят и, скажем, свою пользу имеет. Не дано каждому всё делать.

Ещё будет тут и комедия и всякая чертовщина, — продолжает погонщик, с опаской наливая себе снова стаканчик ракии, — без того не обойдётся, если не спадёт щека! Распухла — видели? Пришлось завязать щеку: болит у неё зуб, а кажется, будто кто ударил. А на этой неделе никто, как говорится, даже мизинчиком её не тронул. Это я точно знаю, по целым дням, что называется, здесь торчу. Эхе-хе, — вздохнул он глубоко и отпил из стаканчика добрый глоток, — не те нынче времена пошли, чтобы погонщик мог податься в Пешт, на людей поглядеть… вот так и болтаюсь тут без дела, не очень-то мне это приятно, как рабочему человеку. Носил ли я когда-нибудь этакие вот мужицкие опанки? Только сапоги, летом и зимой, да ещё талерами подкованные! Хе-е-е, а сейчас вон как… Обтрепался, словно какой старый кнут, — закончил он и начисто осушил стаканчик. — Настрадался я досыта. Если бы я начал…