Стеван Сремац - Поп Чира и поп Спира

По вечерам, чтобы убить время, щиплют перья. Усядутся в комнате и щиплют. Тут одни только женщины — от бабушки из запечья до маленькой внучки с тонкой, как мышиный хвост, косичкой. Всё прилежно трудятся и внимательно слушают бабушкины сказки. А бабушка рассказывает о стародавних временах, когда солдаты ходили ещё с косичками, а женщины украшали головы плюмажем, когда сама бабка была девушкой и распевала на гулянках в компании с теми, кого давно уже нет в живых (а из нынешнего поколения тогда никто ещё и не родился на свет божий), или рассказывает о ещё более древних временах, когда не было ни податей, ни судебных исполнителей, ни бумажных денег, ни аренды, ни перзекутора, — людям жилось счастливо, и царевичи женились на крестьянских девушках. «А про вас с царевичем не пели на улицах?» — со смехом спрашивают девушки. Бабка обижается, чихает, перья вспархивают под самый потолок, разлетаются по всей комнате, оседают на бабушкиных сапогах, — туго набитые соломой, они сушатся на скамье подле горячей печи, захватившей полкомнаты, ни дать ни взять канцелярия еврея-арендатора. Звучит смех, хихиканье. Бабушка сердится, а смех всё громче. Вдруг из кухни послышался стук. Смех стихает.

Все вскакивают, прислушиваются, повернувшись лицом к кухне, а бабушка говорит:

— Ступай погляди, не воришка ли кот до плошки добрался и угощается? Опять, как намедни, всё сало вылижет.

Но то был не кот — его сегодня обвинили напрасно, — а наш знакомый, ночной сторож Нича. Пробираясь по грязной улице, он услышал говор, смех и песни и, как представитель власти предержащей, решил зайти поглядеть, что творится в доме Перы Тоцилова (именно о его доме идёт речь в этой главе).

— Глядите-ка, Нича! — весело закричали собравшиеся, потому что дядю Ничу любили все.

— Хорошо же вы за домом смотрите! Болтаете тут ерунду! Будь я тем, за кого меня выдают, мог бы вас до нитки обобрать! — говорит Нича, входя.

Переменился и он вместе с природой и селом: на ногах сапоги, на плечах дороц, сверху накинута длинная кабаница; под кабаницей рог, в который он трубит и каждый час будит село; на ходу волочится по земле длиннющая терновая дубинка.

— Милости просим, Нича, — встречают его радостно домашние, помогая ему снять кабаницу и дороц.

— Ну и ночка собачья, черт бы её драл! — ворчит Нича. — Как раз для воров!

— Что ты, что ты, Нича! — протестуют хозяева. — Кто бы на это решился, когда ты село сторожишь?!

— Вот заглянул на минутку. Вижу свет — дай-ка, думаю, как начальство погляжу, что они там делают: уж не фальшивые ли деньги печатают! — шутит Нича. — Если подмажут как следует, может, конечно и не выдам их, не заявлю, — жалованье-то у меня больно мало, а забот, беспокойства да мороки хоть отбавляй.

— Сделай одолжение, Нича! Вот спасибо, вот спасибо! Тысчонки хватит с тебя, а, Нича? — откликается с лежанки Пера Тоцилов.

— Знаю, что ты рад стараться, да не люблю я ничего фальшивого ! Угости лучше стаканчиком вина, оно-то уж, уверен, настоящее. Ха-ха! Ну, что скажешь: верно я говорю? — горланит Нича под общий хохот собравшихся и ставит в угол дубинку и рог. — Что, ладно я говорю, чёрт бы его драл? Ты мне вина подавай, чтобы дядя Нича согрел свою чиновничью душеньку, раз уж такая собачья ночь на дворе!

— Хорошо, Нича! Хорошо, родной, хоть покрупнее взятки не требуешь. Вот, хвати-ка малость! — говорит Пера Тоцилов, протягивая ему полный до краев стакан вина.

— Что ж… мы люди свои, — заявляет Нича, берёт одной рукой стакан, другой снимает шапку. — Ну, спаси бог, хозяин! — Отпив изрядную толику, он становится в позу и продолжает: — Что ж, на сей раз, так и быть, обойдёмся этим; что напечатал, то напечатал — чёрт с ним! Не хочу, чтобы потом говорили да упрекали, будто я тебе напакостил, свинью подложил. И так от вашего брата, крестьянина, на нас, чиновников, жалоб не оберёшься! Но в другой раз, смотри, ей-богу, придётся тебе выкладывать кус сала, или шкварок, или копчёной грудинки. Да и копчёный язычок из дымаря не повредил бы Ниче. Знаешь, ежели этот мой отнимется после выпивки, свиной бы, говорю, лежал на всякий случай в торбе! Ну, что скажешь? Ха-ха-ха! — орёт Нича, чтобы все его слышали. — Ладно я говорю? А?

— А разве ты ещё не ужинал, Нича? — спрашивает его хозяин.

— Да понимаешь, мы, чиновники, как все господа, ужинаем гораздо позже, чем вы, крестьяне… а иногда, как говорится, от великой чиновничьей спеси так поздно, что даже вовсе без ужина обходимся.

— Хе-хе, — смеётся хозяин, — что ж ты вино пьёшь, коль не ужинал!