Стеван Сремац - Поп Чира и поп Спира

Во дворе перед приезжим открылось необыкновенное зрелище. Поистине идиллия, чудесная идиллия сельской усадьбы. Ах, чего-чего только здесь не было! Настоящее богатейшее поместье, не знаешь, на чём остановить взгляд, просто глаза разбегаются! Хозяин и гость остановились, беседуя о чём-то у калитки. Пока они ведут беседу, воспользуемся случаем и познакомимся с усадьбой.

Просторный двор раскинулся, словно поле, — едва дозовёшься кого-нибудь с другого конца, а во дворе всяческое изобилие, достойное зависти. Тут тебе и клети, и амбары, и голубятни; три омёта соломы, гора кизяку и голых кукурузных початков, дающих отличный жар для утюга, которым фрайла Юла гладит белые юбочки с оборками; ворох нарезанной заблаговременно виноградной лозы, — на ней жарят барашков, которыми его преподобие частенько балуется. Здесь же, во дворе, и колодец с чудесной ледяной водой, — в нём преподобный отец охлаждает вино и арбузы. Рядом с колодцем — новое корыто, возле которого постоянно толкалась и гоготала домашняя птица, особенно утки с утятами, а старое, разбитое корыто привязывалось к нижнему краю журавля, чтобы легче было вытаскивать из колодца огромную бадью. Во дворе, как и на улице перед домом, росла посаженная рядами акация и высились две шелковицы, но не бесплодные, как на улице, — эти каждый год приносили урожай и сторицей воздали отцу Спире за вложенный труд. Под шелковицами вечно разгуливали болтливые утки с утятами и прочая живность, а покачиваясь на ветках, угощалась ягодами детвора. Попадье не было нужды выбегать на улицу и вертеть головой налево и направо, высматривая, нет ли где какого малыша, чтобы отправить его с поручением. Достаточно было выглянуть из кухни и крикнуть: «Эй, Неца, Пера, Рада!» — и тут же сперва летели шапки, а вслед за ними с веток, точно обезьяны, сваливались к её ногам ребятишки — по двое, по трое, крича и толкаясь, чтобы опередить друг друга. В поповом работящем доме дела было много, и постоянно требовалась чья-нибудь помощь. То нужно было полоть огород, то клюкать гуску [19] … клюкать гуску — искусственно кормить, запихивая корм в глотку. , то сторожить от птицы разложенную на солнце тарану [20] Тарана — тёртое тесто (турецк.) . — и мало ли ещё какой работы по хозяйству; за всё это матушка попадья выдавала ребятам по ломтю хлеба да разрешала взобраться на дерево и натрясти себе шелковицы. Им позволялось наедаться досыта и даже уносить полные шляпы ягод домой своим бедным родителям. Вот почему детские шляпы в этом селе были внутри как лужёные. Родители обычно позже благодарили и всячески извинялись за детей: у них-де дома еды, слава богу, хватает, но дети как дети — ни стыда, ни совести, вот они что ни день и надоедают его преподобию. А преподобный отец прощал им и говорил: «Ну вот, ещё чего не хватало! Какая там благодарность! Ничего здесь такого нет. С народом наживал, пусть теперь народ и пользуется! Не возьму же я эти шелковицы с собой на тот свет. Неужто это всё, чего можно достигнуть на земле? «Безумец, — рече евангелист, — ещё ныне ночью возьму твою душу…» А человек, как говорится, ничего с собой не унесёт, только скрещённые руки да праведные дела свои!» — «Так, так, — отвечают прихожане. — Место, значит, для души готовите!»

Со двора виднелась просторная крытая веранда, на которой осенью отец Спира, Аркадий и Жужа обычно лущат кукурузу, а летом, в сильную жару, под пологом спит сам хозяин собственной персоной. Отец Спира был из хлебопашцев, хоть и дворянского рода, и никак не мог отвыкнуть от этой, как он сам выражался, мужицкой привычки летом спать на воздухе под пологом. Однако это имело и свою хорошую сторону, так как было удобно и шло на пользу не только ожиревшей плоти его преподобия, но и всему поповскому дому и даже соседним домам. Сколько раз, бывало, услыша могучий храп, вор останавливался в нерешительности, не понимая, откуда доносится храп, да так и не отваживался перемахнуть через стену ближайших дворов. Так мирно спавший под пологом отец Спира не раз спасал своим громоподобным дворянско-мужицким храпом себя и ещё по крайней мере пять-шесть соседских домов.

Сразу же, с первого взгляда, становилось ясно, что дом этот — полная чаша. Пусть читатель сам судит, сколько крестьян должно было окреститься, повенчаться, развестись и умереть, прежде чем создалось такое хозяйство! И ведь мы упомянули только крупные предметы, а что, если коснуться мелких, например, живности? Какой только птицы не было во дворе! Настоящий Ноев ковчег! Были тут гуски, раскормленные до того, что у отца Спиры слюнки текли, когда он видел их ещё в перьях, и придурковатые индюшки с глупым, надутым индюком, над которым постоянно потешались соседские ребятишки. Он всегда пыжился и выступал с большим достоинством, чем и напоминал им — детям — неопытного учителя. Стоило ему выйти на улицу, как соседская детвора принималась дразнить его, и госпоже Сиде приходилось вмешиваться собственной персоной и заступаться за беднягу. «Не стыдно ли вам, шалопаи, — укоряла она, — нет у вас ни души, ни сердца! Что он вам сделал, почему вы дразните его? Ну? Если вы тут, перед домом его преподобия, так разбойничаете, то можно себе представить, как вы себя ведёте где-нибудь подальше и что вытворяете с другими индюками!» И дети принимались оправдываться и валить вину друг на друга. Было ещё множество кур во главе с петухом — долговязым горластым верзилой, который своим великолепным гребнем походил на якобинца в красной шапке. Он один, а их-то вон сколько! Настоящая мармонская [21] Мармоны — религиозная секта, возникшая в прошлом веке в Северной Америке. В ней допускалось многожёнство. семья! А сколько уток, утят! И все они — потомство одного красивого, но весьма похотливого селезня. Слабость эта до такой степени его скомпрометировала, что вошла у местных жителей даже в поговорку: «Потаскун, что попов селезень!» — говорили обычно о человеке с подмоченной репутацией. Это каким-то образом достигло слуха отца Спиры и, разумеется, очень его огорчило: как это селезень нисколько не считается с домом, в котором живёт? Вместо того чтобы служить примером всему селу, он высох от злосчастного любострастия, точно какой провансальский трубадур. С тех пор преподобный отец видеть его не мог, и в доме из-за него возникали вечные разногласия с матушкой Сидой: как хорошую хозяйку, на которой весь дом держится, её интересовала лишь экономическая сторона. Поп приказывал зарезать селезня, а попадья неизменно откладывала казнь.