Оливия Уэдсли - Ты и я

Париж!

— Отель "Ритц", — сказала Тото, усаживаясь в такси.

Она останавливалась там с Карди. Сейчас ей нужна комната всего на день, чтобы переодеться и отдохнуть. Ей отвели комнату в сторону рю Камбон, с двумя большими окнами, выходящими в мощеный сад, где летом публика завтракает под громадными, белыми с желтым, зонтиками. Мягко отсчитывали минуты часы в стиле ампир, вделанные в стену цвета крем с золотыми украшениями. Покрывало на кровати было бледно-голубое, драпировки на окнах — бледно-голубые, а ванная комната… Сердце Тото дрогнуло, когда она заглянула туда: в Вене ванна была для нее каждодневным испытанием, каждодневным разочарованием.

Она глубоко вздохнула, присела к письменному столику и написала записку мадам Ларон с просьбой выдать подателю ее вещи.

Когда мальчик-рассыльный ушел с запиской, она побежала в ванную комнату.

О, краны, которые без всяких усилий с твоей стороны подают горячую воду! Несколько минут, и ванна наполнена до краев! А полотенец, полотенец-то сколько!

"Я никогда в жизни не ценила так полотенца, как сейчас!" — подумала Тото.

Она лежала в ванне, временами высовывала одну белую ножку из воды и помахивала ею от избытка радости жизни.

Когда она вышла из ванной, горничная развешивала вывернутые платья. Тото накинула черное крепдешиновое платье с нефритовой пряжкой на поясе, натянула маленькую черную шляпку на свои огненные волосы и отправилась к парикмахеру — вымыть, надушить и уложить волосы.

— Жасмин де Коти, — назвала она свои любимые духи и вышла от парикмахера, напоминая курчавую и гибкую веточку жасмина.

Наконец, вернувшись к себе, она вызвала номер Ника.

— Алло, алло…

Молчание. Снова — алло… Сердце Тото бешено колотилось. Казалось, если Ник заговорит с ней, она не в состоянии будет слова сказать, так пересохло у нее во рту.

Ответил всего только слуга.

Оказалось, что мсье нет дома.

— Мсье Темпест в отъезде?

— Мсье возвращается сегодня из Лондона.

Тото, дрожа, поблагодарила говорившего. О, придется еще ждать! Сейчас всего три часа. Три часа десять минут, в сущности; но что считать минуты?

Надо будет дать ему время, чтобы переодеться и пообедать. В девять часов она отправится на авеню Ставрополь — звонить не станет, а прямо войдет и спросит Ника.

Не пойти ли гулять? На Енисейские поля хотя бы… Там она посмотрит, как дети катаются на осликах или кружатся на маленьких каруселях.

Был солнечный день; небо синее и белое, с пушистыми белыми облаками. Деревья стояли серебристо-зеленые или того нежного зеленого оттенка, в котором есть уже намек на изумрудный.

Казалось, все милые крошки Парижа высыпали на воздух. Тото наблюдала, как они тряслись на маленьких пони, выставив в стороны толстые ножки, с торжественным выражением на мордочках, явно проникнутые важностью момента и своих успехов.

Какие они все хорошенькие! Какая у них нежная, чистая кожа, какие шелковистые волосики! Можно ли их не любить!

Тото вспомнила вдруг, как была шокирована Скуик, когда она сказала: "Я хочу бэби, точь-в-точь похожего на Ника".

Глядя на этих малюток, она снова думала, как было бы чудесно иметь крошку, похожего на Ника как две капли воды и принадлежащего им обоим, — живой символ счастливых часов, живое напоминание о любви, которая обессмертила себя творчеством.

И еще думала:

"Нет, не такая шапка — это чересчур взрослая, а пышная белая шапочка с большим помпоном, а на зиму — белая меховая шубка, и шапка с наушниками, и такие славные крошечные белые мокасины, как те, что я видела сегодня у Пине".

Она нарядила бэби Ника от рубашки до пальто, самым экстравагантным образом.

Проезжавший мимо в автомобиле мужчина замедлил ход, повернул, поравнялся с ней. Лицо его осветилось радостью, когда он выскочил из автомобиля и бросился к ней.

— Тото!

Это был Чарльз Треверс, вылощенный, приятный, как всегда.

Он схватил обе ее руки в свои, а глаза его засияли.

— Поедем со мной пить чай!

Он помог ей сесть в автомобиль, и они покатили, раньше чем Тото, застенчиво улыбавшаяся, успела сказать что-нибудь, кроме "Чарльз!".

Солнышко раньше времени выманило любителей чаепития. В Арменонвилле было уже полно. Оркестр играл, и несколько пар танцевало.

— Сядем снаружи, сегодня так хорошо, — предложила Тото.

Чарльз заказал кофе, которое подали в толстых белых чашках, вызывающе помеченных "3 фр. 50", но он до своего и не дотронулся. Он только смотрел на Тото, и почти в каждом его слове был вопрос.