Оливия Уэдсли - Песок

— Я знал, что объяснения неизбежны, — сказал Клэвленд.

Он помолчал минуту, обдумывая дальнейшие слова.

Легкий вызов прозвучал в его прекрасном голосе.

— Во всяком случае, я знал, что женщине такие объяснения покажутся необходимыми.

Если он надеялся услышать ответ на свое вызывающее замечание, он ошибся. Каро сидела совершенно неподвижно в венецианском кресле с высокой спинкой, опершись своей стройной рукой на темную резьбу деревянной ручки и откинув голову назад.

Внизу, под окнами, прозвучал рожок автомобиля. Где-то оркестр играл какой-то красивый мотив.

«Вероятно, в Грин-парке», — подумал Клэвленд.

Стоило ли затевать ссору в такой прекрасный летний день? Начинать такой ненужный разговор? Ведь так легко все можно было уладить. Он увидел свое отражение в зеркале и аккуратно поправил свой галстук.

Скучающий взор его снова остановился на Каро. Время проходило, а она все еще ничего не говорила.

— Ну? — спросил он.

Она посмотрела на него со странным выражением, и Клэвленд невольно подумал о том, какие красивые глаза у Каро. Он вспомнил, что всегда любовался ее «необыкновенными глазами». Они были действительно необыкновенные: глубокие, прозрачные и зеленоватые, с ясным, почти детским выражением.

— Джон, — мягко сказала Каро, — о чем ты думаешь?

Мальчишеская улыбка озарила лицо Клэвленда, придавая ему какое-то странное очарование. Он подошел к Каро и остановился около нее.

— О твоих глазах, — сказал он. — Знаешь, дорогая, они… они такие замечательные.

Несмотря на улыбку, он был настороже и, заметив странное выражение ее ясных глаз, внезапно нахмурился, отошел и быстро произнес сквозь зубы:

— Боже! Неужели мы не перестанем думать об этой проклятой истории! Неужели ты не можешь понять меня! Я не знаю, как объяснить тебе, но, видишь ли, мужчина может увлекаться другой женщиной и это совершенно не влияет на жизнь, на его любовь, на его настоящую любовь к жене.

— Я могу этому поверить, — сказала Каро, — я могу даже с этим согласиться.

— В таком случае, дорогая, если ты можешь понять, то почему же не забыть обо всем раз навсегда и продолжать нашу прежнюю жизнь? Если ты все понимаешь, то зачем мы спорим о пустяках?

— Мы не спорим о пустяках, — прервала его Каро, — мы вообще не спорим, мы стараемся обсудить вопрос о твоей и моей совместной жизни.

— Опять все сначала, — с раздражением заметил Клэвленд.

С резким движением он отошел от нее.

— Мы еще ни разу не обсуждали этого вопроса, — ответила Каро.

Она встала и подошла к Джону, который стоял у окна, сердито глядя на улицу. Она молча посмотрела на него, изучая его лицо.

Он с некоторым удовлетворением почувствовал ее пристальный взгляд, так как гордился своей наружностью. Его внешность во многом помогала ему в жизни, особенно в отношении женщин.

Каро решительно прервала его размышления. Его красивая наружность давно перестала нравиться Каро.

— Джон, — произнесла она очень спокойно, — наша совместная жизнь не может больше продолжаться.

Он обернулся к ней резко, с низко наклоненной головой, словно дикий зверь, готовый к прыжку. Его гневный взгляд был устремлен на нее.

Каро побледнела. Джон дрожал от бешенства. Несвязные слова срывались с его уст.

— И, — продолжала Каро ясным, но тихим голосом, — я ухожу от тебя. По крайней мере, на некоторое время. Я уезжаю завтра.

— Неужели? — спросил Джон хрипло. — Ты уезжаешь? Я не допущу этого. Ты думаешь, что я позволю тебе поступить таким образом и сделать меня всеобщим посмешищем? Ты так много говорила о долге, чести, сдержанности, совести и тому подобной чепухе. Может быть, ты повторишь все это себе самой? Я поступил глупо — я ничего не отрицаю, — и сознался тебе, что жалею о случившемся, я сделал все, что мог. Разве твоя собственная совесть безукоризненно чиста, не правда ли?!

— Да, чиста, — сказала Каро страстно, обернувшись к нему при его последних словах. — Ты это знаешь, в глубине души ты никогда не сомневался, что я и Чарлз были лишь друзьями. Да, я нуждалась в друге в то ужасное, тягостное время, когда ты был влюблен в Сильвию Беннет, когда тебе было безразлично, что все знали, говорили об этом и что я так страдала.

Джон стоял неподвижно, то бледнея, то краснея, с вызовом во взоре и гневной улыбкой.