Оливия Уэдсли - Вихрь

Потолок огромной комнаты разделялся на восемь дугообразных сводов, окруженных широкой полосой матового золота. Вверху, в центре средней арки, были изображены звезды. Человек, которому принадлежал этот звездный золотой потолок, глядел на них со своей постели, не отводя суровых воспаленных глаз. На дворе падал мелкий снег; человек мог видеть через большие окна длинные полосы тусклого серого неба, прорезанные там и сям высокими ветвями сосен.

Жизнь этого человека уходила молчаливо и быстро, как падающий снег.

Он хотел умереть в одиночестве; изредка, без шума, заглядывала какая-нибудь сиделка или священник; он их видел, хотя ничем этого не обнаруживал, и только слабая усмешка раздвигала его тонкие губы. Он понимал опасения его сиделок, что он может умереть в их отсутствие, и они будут отвечать перед докторами; но его воля была сильнее.

Он опять вперил глаза в своды над своей головой; эти своды простояли пятьсот лет. Пять столетий! Его выдающиеся скулы покрылись тусклым румянцем. В его сознании, что все это пять веков принадлежало его роду, переходя от отца к сыну, была какая-то гордость. Его имя не прекратится: у него есть наследник, Карл-Фридрих.

В комнате становилось темнее; снаружи слышалось завывание метели. Угрюмая темнота всегда была ему не по душе; он любил проводить жизнь в ярком освещении. Пусть бы заглянула одна из этих глупых сиделок или хоть священник. Фон Клеве уныло вздохнул. Затем взгляд его обратился к низкой двери, которая начала медленно раскрываться. Наконец она совсем раскрылась, и маленький мальчик вошел в комнату.

– Зажги свет, – произнес фон Клеве глухим голосом.

Ребенок серьезно посмотрел на него; он был одет в синее джерси и коротенькие фланелевые штанишки; между белыми штанишками и такими же чулочками виднелась полоска загорелой кожи.

Он прошел через всю комнату, подошел к электрической кнопке и стал на цыпочки. Но дотронуться не удалось.

Он обернулся к кровати.

– Слишком высоко, – заявил он важно и как бы с упреком.

Еще раз попытался, ставши на самый кончик тупых носков. Опять неудача, сопровождаемая тяжелым вздохом. Он попробовал в третий раз. Крик! Комната осветилась.

– Подойди сюда, – раздался голос с кровати. Карл-Фридрих подошел; он чуточку испугался, но знал, что маленькие дети должны слушаться.

– Дай мне руку, – сурово произнес фон Клеве. Карл-Фридрих вложил свою теплую маленькую ручку в ледяную белую руку, лежавшую на одеяле.

– Я… я… я сейчас вытру о штанишки, – робко сказал мальчик, – на лестнице я нечаянно упал на Джемса, а его лапы были грязные.

– Кто это Джемс?

– Это новая собака; у нее нос такой мокрый, такой мокрый, и…

– Успокойся.

Воспаленные черные глаза пристально смотрели в широко раскрытые серые глаза ребенка. Карл-Фридрих выдержал этот взгляд, хотя ему было немножко не по себе.

Фон Клеве обратился к нему со слабой улыбкой:

– Ты боишься меня?

Карл-Фридрих молча кивнул головой. В его глазах стояли две крупных слезы.

– Да, – сказал он.

– Как ты попал ко мне?

Одна слезинка упала горячей каплей на холодную белую руку.

– Я хотел посмотреть потолок, – объяснил он жалобным голосом. – Звезды и разводы. Я не знал, что вы здесь.

– Это хорошо, что ты зашел. Карл-Фридрих еще гуще покраснел.

Я только чуточку приоткрыл дверь… – робко начал он.

– Слушай, – прервал его фон Клеве, – у меня осталось мало времени, а я должен сказать тебе одну вещь. Ты знаешь, что значит обещать?

– Да.

– Что это значит?

– Держать слово.

– Крепко держать данное слово.

– Крепко держать его, папа.

Фон Клеве внезапно с силой сжал маленькую ручку.

– Этот потолок со звездами и разводами скоро будет твоим. Твоим, понимаешь? Я отдаю все это тебе, а взамен ты мне дашь обещание. Повторяй за мной: «Клянусь не отступать от своей веры». Повтори это слово в слово.

– Клянусь не отступать от своей веры… Тонкий голосок звучал решительно. Фон Клеве привлек мальчика к себе. Его собственный голос слабел, и дыхание прерывалось.

– Еще запомни один мой совет, – произнес он полушепотом. – Женись рано, не так, как я.

Он рассмеялся горьким смехом. Маленький Карл-Фридрих даже всхлипнул от страха. Полными слез глазами он уставился в мерцающие на потолке золотые звезды.

– Теперь… – пролепетал он, – можно мне уйти?

Фон Клеве не слышал его. Он выпустил руку ребенка; его острые глаза как будто затуманились и остекленели. В дверях показалась голова в белом чепце. При виде Карла-Фридриха сиделка быстро вошла в комнату.