Оливия Уэдсли: Вихрь

Франц старательно завязывал свой черный шелковый галстук.

До сегодняшнего утра он не допускал, чтобы даже чья-либо смерть повлияла на выбор его галстука, но сейчас он почувствовал, что будет очень мило и даже трогательно одеться во все черное и явиться с визитом к сестре.

И точно, когда, наконец, он был готов, оказалось, что наряд его вполне подходил к предстоящему визиту: даже волосы его казались чернее, чем всегда, по милости его лакея, который нечаянно положил на щетку больше брильянтину, чем полагается.

Наемная коляска, которую Франц держал, ожидала его у общего подъезда. Он уже давно отказался от особняка: это было одним из первых проявлений его самостоятельности после смерти родителей; вторым актом было выдать Ирэн за самого богатого человека из числа его знакомых. «Я о ней хорошо позаботился, – говорил он себе, убежденный в своей добродетели, пока пил кофе. – Очень хорошо. А теперь старик умер! Сестре везет! А все благодаря мне. Я помню, как мне пришлось силой навязать ей это замужество. Она должна бы вознаградить меня за мои заботы о ней, она теперь стоит добрый миллион – миллион, по крайней мере».

Пока он ехал, закутанный в большую меховую шубу, он все время думал о счастье, выпавшем на долю Ирэн.

Было как раз время ленча, когда он подъехал к замку.

«Чертовски скучное место», – решил он, взглянув на высившийся замок. «Будь я на месте Ирэн, я бы немедленно продал его и разогнал бы всех этих трясущихся от старости лакеев», – подумал он, когда старый слуга, снимая с него шубу, нечаянно упустил ее из рук.

Он обвел глазами парадную залу с ее полинявшими порванными знаменами и рядами старинных кольчуг, прислоненными к толстым каменным стенам.

– Что за дыра! – пробормотал он.

Ирэн встретила его в одной из внутренних комнат. Франц сделал большие глаза при виде ее кремового капота с темным мехом у шеи, на руках и на подоле. Она подошла к нему.

– О, Франц, какой у тебя корректный вид! – сказала она, усмехнувшись.

Он сердито посмотрел на нее:

– Никто ведь не упрекает тебя за твой наряд.

Она опять засмеялась.

– Ну, не сердись, старина. Ведь мы долго не виделись. Не правда ли? Три месяца, по крайней мере. Пойдем завтракать.

Когда они шли вместе по коридору, она повернулась к нему.

– Дядя Карла, профессор фон Клеве, гостит сейчас у меня.

Франц нахмурил брови.

– Этот несносный старик! Честное слово, Ирэн, я нахожу…

– Прошу тебя, – прервала она его, – не говорить о нем в таком тоне. Дядя Габриэль – мой друг.

– Дядя Габриэль! – брезгливо произнес Франц. – Скрипучий моралист.

Ирэн хотела заговорить, но, внезапно остановившись, засмеялась.

– Ты очень забавен, Франц, – проговорила она, посмотрев на него через плечо.

Он уставился на нее с недоумением; она показалась ему совсем новым человеком, которого он никогда не видел. В свои редкие посещения за последние годы он ни разу не слышал, чтобы она так смеялась.

Они вошли в столовую. В большом кресле сидел старый профессор, а рядом, прижавшись к его коленям и доверчиво ухватившись за рукав, стоял Карл. Они оба были погружены в какую-то сказку Андерсена.

Франц поздоровался со старым ученым и рассеянно протянул Карлу два пальца. Но мальчик и не почувствовал этого, потому что увидел, как старый Иоахим внес рыбное блюдо, которое он обожал. Он быстро вскарабкался на свой высокий стульчик, дал лакею завязать себе нагрудник и с жаром ухватился за свою ложку. Он был готов.

Дядя Габриэль проковылял к стулу рядом с ним, опираясь на руку Ирэн. Франц украдкой взглянул на меню. При жизни фон Клеве здесь кормили прилично. Франц не надеялся, что стол будет на прежней высоте теперь, когда дом попал под управление женщины.

Тем не менее завтрак оказался лучше, чем он ожидал; его хмурое критическое настроение несколько рассеялось. Ему даже стало казаться, что в Ирэн произошла перемена к лучшему; несомненно, она помолодела на несколько лет, выглядит почти как девушка, и вид у нее очень элегантный.

«Хоть и не красавица, но все же недурна собой», – милостиво решил он. «Превосходный цвет лица и красивые зубы. Впрочем, это соединение серых глаз и черных волос никогда мне не нравилось».

Он остановился, заметив, что профессор что-то говорит, обращаясь к нему.

– Вам, кажется, принадлежит несколько домов на Хемницской улице, граф Феттерних?

Франц утвердительно кивнул головой:

– Да. Дрянное место, но все же дает кой-какой доход.

– Именно об этом я и хотел поговорить с вами. Я должен вам сказать, и думаю, что не ошибаюсь, что в каждой комнате каждого дома на этой улице живут по меньшей мере две семьи. Я уверен, граф, что это происходит без вашего ведома. Но теперь, когда я об этом довел до вашего сведения, я не сомневаюсь, что вы дадите распоряжение вашему управляющему, чтобы он предоставил каждой семье приличное помещение. Франц усмехнулся: