Ирен Немировски: Властитель душ

Он вспомнил, что прошлой ночью слышал за дверью тихие шаги. И как же они раздражали его в разгар жесточайшей бессонницы! Отец всегда ходил бесшумно, как хищный зверь. И даже в детстве, когда он любил отца, эта бесшумная походка пугала его.

Дарио налил в стакан воду и бросил в нее две таблетки.

– Сейчас ты их выпьешь, но сначала выслушай меня – ты еще ребенок, ты сначала винишь других, потом клянешь себя, но прошу, не воображай, будто ты убил свою мать. Она была обречена. Я не должен бы тебе говорить… Разумнее оставить тебя под впечатлением этого… совпадения, чтобы ты стал в будущем более снисходительным, терпимым. Но я не могу… видеть, как ты страдаешь. Я люблю тебя, сынок.

– Я в отчаянии, папа. Сердце у меня разрывается. Но даже теперь, в присутствии мамы… Мне кажется, она здесь, – шепотом прибавил он.

Оба вздрогнули и невольно уставились в темный угол комнаты.

Дарио заговорил тоже шепотом:

– Ничего страшного. Такое нам видится, если мы любили усопшего… Это обман. Пустяки. Так что ты хотел сказать, сынок?

– Прошу тебя, будь жесток со мной. Мне легче выносить твою жестокость, чем твою доброту. Я не в силах тебя любить. Ужасно не то, что ненавидишь родителей. Ужасно, что стараешься и не можешь их полюбить.

– Из-за чего ты меня не любишь? Из-за чего? – с болью простонал Дарио.

Он не хотел спрашивать. Слова вырвались помимо воли.

– Будь ты бедняком, жалким, никому не нужным, будь ты неизвестным лекарем, что зарабатывает на жизнь подпольными абортами – видишь, я все про тебя знаю, от меня ничего не укрылось, – торгуй ты коврами или нугой где-нибудь на восточном базаре, я бы любил тебя. Будь ты темным, неграмотным, не ведай ты, что творишь… Но у тебя достало изворотливости и сил подняться с самых низов; свой ум, свою образованность – вдвойне драгоценную, поскольку она далась тебе неимоверным трудами, – ты поставил на службу успеху и богатству – в этом твое преступление! Богатство мне отвратительно, как отвратительны твои женщины, Элинор, толпа сумасшедших, что доверяет тебе свои грязные тайны!..

– Так и должно быть, потому что у тебя уже есть деньги и благополучие!

– Нет, не то, тысячу раз нет, – устало и брезгливо проговорил Даниэль.

– Лучше помолчи.

– Ты не понимаешь, что благополучие мне ненавистно.

Дарио хмыкнул.

– Я ненавижу деньги.

– Пф! Молчи лучше!

И опять фыркнул:

– Пф!

С Дарио в минуты волнения слетал весь лоск и воспитанность. Выражая презрение, он шипел по-кошачьи.

– Ты хоть сам понимаешь, что говоришь? Подыхай с голоду, как я, с женой и ребенком! Узнай одиночество! Почувствуй, что ты один, и никто не позаботится о твоих близких, если ты умрешь, потому что у тебя нет ни родни, ни друзей, ты – чужак, на тебя смотрят с презрением. Когда твой первый сын умрет с голоду, когда появится вторая жалкая личинка – вот ты – и тоже захочет есть, а тебе неделями придется напрасно ждать пациентов, когда будешь таскаться из Бельвиля в Сент-Уэн, чтобы получить заработанное, а тебе откажут, когда все соседи обзовут тебя метеком, черномазым шарлатаном, хотя ты ничего плохого им не сделал, вот тогда говори о деньгах и благополучии! Тогда ты узнаешь им цену. И если и тогда скажешь: «Мне не нужны деньги», – я буду тебя уважать, потому что ты знаешь, о чем говоришь. Но сейчас молчи. Только мужчина может судить мужчину.

– Мы говорим на разных языках, – пробормотал Даниэль. – Мы с тобой люди разных племен.

– Я тоже считал, что не принадлежу к племени моего отца, что я выше, лучше. Только время нас рассудит.

Он подошел к Даниэлю и поцеловал его в лоб, похоже, не чувствуя, что сын вздрогнул от омерзения. Твердо и ласково заставил сына выпить снотворное и вышел так же бесшумно, как вошел.

Дарио Асфар и Элинор Вардес собирались отпраздновать свадьбу «в узком кругу». Во-первых, потому, что жених с невестой уже немолоды, во-вторых, из-за недавнего траура в семье жениха и в семье невесты, в-третьих, и это самое главное, оба были людьми занятыми и очень дорожили своим временем. И все-таки неделю после свадьбы они решили провести в «Каравелле». Дарио с наслаждением думал о «Каравелле», он любил особняк и сад, на душе у него становилось тепло при мысли, что никто никогда эту красоту у него не отнимет, что наслаждаться ею он будет до самой смерти, а после смерти она перейдет к сыну. У Элинор детей не было, и, по просьбе Дарио, она написала завещание в пользу Даниэля, назначив его своим наследником.