Так изливал свою душу красноречивый Улисс, держа пустой кубок, а Калипсо, скрестив на коленях прикрытые вуалью руки, внимала ему с печальной улыбкой на устах.
Меж тем златокудрый Феб завершил свой путь на запад, и от крупов его четырех взмыленных коней стал подниматься над морем туман и разливаться красновато-золотистым закатом. И совсем скоро на остров спустилась ночь. В гроте, на царственном ложе, устланном драгоценными тканями, Улисс и вечно жаждущая его Калипсо забылись сладким сном.
Рано, как только Эос приоткрыла врата Урана, божественная Калипсо надела белую, белее, чем снег в Пиндо, тунику, накинула на волосы прозрачно-голубоватую, как эфир, вуаль и вышла из грота, неся хитроумному Улиссу, уже сидевшему под естественным навесом у входа в грот, чашу искрящегося вина и массивный бронзовый обоюдоострый топор своего прославленного отца, рукоять которого была сделана из оливкового дерева, срубленного у подножия Олимпа.
Наскоро отерев тыльной стороной ладони жесткую бороду, герой принял из рук Калипсо драгоценный топор.
— О богиня! Сколько лет я, разрушитель городов и строитель кораблей, не держал в своих руках никакого оружия!
Калипсо улыбнулась. Лицо ее стало еще светлее, и она сказала:
— О Улисс, повелитель смертных, если ты останешься на моем острове, я закажу для тебя у Вулкана превосходное оружие, которое он выкует в своей кузнице на Этне.
— Чего стоят люди и оружие, которое они имеют, если им можно только любоваться! И еще, богиня, я много сражался, и слава моя не должна померкнуть в веках. Я мечтаю о том, как, пребывая в спокойствии, я буду пасти мои стада и издавать мудрые законы для моего народа. Будь благосклонна, богиня, укажи мне те крепкие деревья, которые я должен срубить!
Не промолвив ни слова, ступила Калипсо на поросшую по обе стороны высокими, белоснежными, искрящимися лилиями тропинку, которая вела в глухой лес, высившийся на западной части острова. Следом за ней с топором на плече шел храбрый Улисс. Голубки, слетавшие с ветвей кедров и со скал, где они пили в расселинах воду, ласковыми стайками летали вкруг богини. Цветы, когда она к ним приближалась, раскрываясь, источали тончайший аромат. А травы, соприкасаясь с ее туникой, зеленели. Но Улисс, которого не трогали чары богини, выказывал свое нетерпение по поводу неторопливого шествия богини, он только и думал о плоте, страстно желая как можно скорее очутиться в лесу.
Наконец густой и темный лес обступил их со всех сторон; крепкие дубы, старые тиковые деревья и сосны шевелили своими ветвями высоко в небе. Кромка леса выходила на песчаный берег, на котором не было видно ни ракушки, ни сломанного кораллового побега. Этим светлым румяным утром море сверкало, как сапфир. Переходя от дубов к тиковым деревьям, богиня показывала внимательному Улиссу крепкие сухие стволы, которые с особой легкостью будут держаться на предательских волнах моря. Потом, ласково тронув Улисса за плечо, как еще одно крепкое дерево, предназначенное для суровых волн, она удалилась к себе в грот, где весь день, взяв в руки золотое веретено с пряслицем, пряла и пела.
С ликованием и радостью ударил топором Улисс по первому крепкому дубу, который застонал. И тут же весь остров наполнился стонами других деревьев, падающих от ударов нечеловеческой силы. Дремавшие в тиши здешних мест ласточки, встревоженно и громко крича, сбились в стаи и поднялись в воздух. Ленивые, спокойно текущие ручейки, охваченные странным ознобом, побежали в тростниковые заросли и, уйдя под землю, питали корни ольхи. За один только день ловкий Улисс повалил двадцать деревьев: дубов, сосен, тика, черных тополей — и все очистил от веток и коры и уложил на песок. Усталый, мокрый от пота, с поникшей головой, тяжело ступил он на пол грота, надеясь утолить жестокий голод и жажду холодным пивом. Никогда еще не был Улисс для бессмертной Калипсо столь желанен и столь прекрасен, как сегодня. Ночь была уже на пороге, и, возлежа на дорогих мехах, она, не испытывающая усталости, жаждала его крепких рук, поваливших двадцать деревьев.
Так трудился Улисс три дня.
А Калипсо, восхищенная удивительной силой героя, которая сотрясала остров, помогала ему, принося в своих изнеженных руках веревки и бронзовые гвозди. По ее приказу нимфы, отложив изящное рукоделье, ткали крепкую ткань для паруса, который должны были надувать любовью благоприятные ветры. Стольник наполнял бурдюки крепким вином, щедро готовил богатую провизию, рассчитанную на трудный путь. Между тем плот был почти готов, хорошо пригнаны бревна, сделано возвышение, над которым поднялась мачта, вытесанная из сосны, но, как слоновая кость, крепкая и гладкая. Каждый вечер, сидя на скале в тени деревьев, Калипсо созерцала труд удивительного конопатчика, который яростно стучал молотком и радостно пел песни гребцов. А легкие нимфы, глаза которых блестели от вожделенья, оставляли свою работу и тихонько, на цыпочках, прячась за деревьями, приходили на берег посмотреть на силу того смертного, который гордо, один на пустынном берегу строил корабль.
Читать дальше