Ричард Олдингтон - Сущий рай

— Крис, Крис, зачем они позволили мне выйти за Джерри?

— Они не позволили, они заставили тебя…

— Это и моя вина. Мне казалось, это так замечательно быть женой богатого человека. А это скучно, Крис, дьявольски скучно. Мне казалось, что наша домашняя обстановка дышит ограниченностью; но это ничто по сравнению с друзьями Джерри. Как ты был прав тогда, год тому назад. Зачем я не послушалась тебя!

— С моей стороны тоже было много предвзятости, — признался Крис. — Мне очень не нравилось, что ты достанешься Джерри. Ты разве когда-нибудь любила его по-настоящему, Жюли?

Она замялась.

— Как тебе сказать, меня в нем что-то привлекало, — сказала она. — Но, пожалуй, меня на самом деле привлекала его жизнь, как я себе ее представляла, и я решила, что мне нравится он сам. Теперь я ненавижу, о, ненавижу его!

Такси подъехало к особняку Хартмана. Крис сошел, заплатил шоферу и вернулся, чтобы помочь Жюли выйти. Она сидела не двигаясь.

— Крис, я не могу, я не могу! Ты не знаешь, как ненавистен…

— Ш-ш! — мягко сказал Крис. — Это всего только на одну ночь, и ты даже не увидишь его. Мужайся, и пойдем вместе.

Наполовину ведя, наполовину волоча за собой Жюли, Крис добрался с ней до двери и позвонил. Дверь открыл лакей, который с неприкрытым удивлением воззрился на жену своего хозяина в слезах и под руку с незнакомым молодым человеком.

— Ее светлость плохо себя чувствует, — сказал Крис громко, придавая своему голосу барственную интонацию оксфордского студента. — Закройте дверь и пришлите сейчас же ее горничную.

— Слушаюсь, сэр.

Крис подвел сестру к креслу, и она села, сжавшись в комок и рыдая. Он бросил шляпу на столик и взял ее за руку, шепча:

— Мужайся, мужайся! Это ненадолго. И он не будет тебя тревожить. Запомни, я буду звонить завтра утром и увезу тебя отсюда еще до обеда. Так что перестань реветь!

По лестнице сбежала какая-то женщина, за которой менее поспешно следовал лакей. Когда она приблизилась к Жюли, Крис обратился к ней:

— Вы горничная ее светлости?

— Да, сэр.

— Я мистер Хейлин, ее брат. А теперь потрудитесь выслушать внимательно, что я вам скажу. Ее светлости стало нехорошо, когда она зашла навестить меня сегодня вечером. Я позвонил доктору, и он говорит, что ей необходим полный покой и отдых. Ни в коем случае не следует беспокоить ее до прихода доктора, до утра. Не пускайте никого в ее комнату, даже сэра Джеральда, и пусть кто-нибудь дежурит всю ночь в соседней комнате, пока я не найду сиделку. Вы возьмете это на себя?

— Да, сэр.

— Отлично. Помните: никто не должен ее беспокоить, теперь уложите ее светлость в постель.

Он повернулся к Жюли: она встала с кресла и смотрела на него испуганными, умоляющими глазами.

— Спокойной ночи, дорогая. Ты выглядишь уже гораздо лучше. Спи спокойно.

— Спокойной ночи и спасибо тебе, о, спасибо за…

— Глупости, — сказал он, поглаживая ее руку. — Ну а теперь ступай.

Он окликнул ее, когда она устало подымалась по широкой лестнице.

— Я оставлю Джерри записку. И позвоню тебе утром. Еще раз спокойной ночи.

Затем Крис повернулся к лакею и спросил:

— Сэр Джеральд не говорил, когда вернется?

— Нет, сэр.

— Тогда я оставлю ему записку.

Крис быстро набросал послание в таком тоне, который, по его мнению, должен был удержать Джеральда на расстоянии, запечатал конверт и передал его лакею вместе со своей визитной карточкой.

— Вы слышали, что я сказал горничной?

— Да, сэр.

— Вы поняли, что положение серьезное? Ее светлость в очень опасном состоянии. Кто-нибудь должен остаться здесь и вручить мою записку и карточку сэру Джеральду как только он вернется. Если сэр Джеральд вернется после хорошего ужина, необходимо будет внушить ему, что доктор категорически запретил беспокоить ее светлость. Могу я положиться на вас, что вы это сделаете?

— Да, сэр.

Крис порылся в кармане и протянул лакею пять шиллингов.

— Вы, конечно, сумеете обойтись с ним должным образом, — сказал он, как бы делая лакея своим сообщником. — Уложите-ка его в постель, поспокойнее и побыстрее.

— Слушаюсь, сэр.

Крис снова очутился на дождливой, выметенной ветром улице. Он устал, голова у него болела, в горле пересохло, руки и ноги оледенели. А в сознании был хаос смятения и ужаса. Неужели всего шесть часов тому назад он возвращался так радостно, так доверчиво от Марты?.. Нет, нет, нельзя думать сейчас о Марте, этот ужас не должен ее касаться. К тому же не все еще сделано. Что нужно в первую очередь? Доктор, конечно!