Констанс. Да, конечно, но, приглядевшись к обручальному кольцу женщины, понимаешь, что оно появилось на руке скорее недавно, чем давно.
Джон. Мы всегда ладили, а когда я надевал обручальное кольцо на твой пальчик, за этим процессом следил священник. Ты же не собираешься сказать мне, что ты со мной скучала.
Констанс. Наоборот, ты всегда смешил меня до коликов в животе. Все дело в моей скромности: я боялась, что мое общество тебе приелось. И подумала, что несколько недель разлуки только пойдут тебе на пользу.
Джон. Ты все шутишь.
Констанс. Так или иначе, уже поздно что-либо менять. Чемоданы упакованы, я со всеми попрощалась, а у людей, знаешь ли, остается неприятный осадок, если они увидят тебя на следующий день, тогда как рассчитывали не встречаться с тобой полтора месяца.
Джон. Да… пожалуй… Послушай, Констанс, я хочу тебя кое о чем попросить.
Констанс. Да?
Джон. Ты знаешь, что Мари-Луиза вернулась?
Констанс. Да. Она пообещала забежать ко мне до моего отъезда. Я с удовольствием повидаюсь с ней.
Джон. Тогда у меня к тебе просьба.
Констанс. Какая?
Джон. Ты меня крепко выручила, прикрыла, я не могу бесконечно пользоваться твоей добротой, поэтому хочу отплатить тебе тем же.
Констанс. Что-то я тебя не понимаю.
Джон. Я не видел Мари-Луизу с того дня, как Мортимер приходил сюда и, как говорится, сел в лужу. Она отсутствовала почти год и, учитывая сложившиеся обстоятельства, я убежден, что нам не следует возобновлять прежние отношения.
Констанс. А с чего ты взял, что у нее может возникнуть такое желание?
Джон. Ее звонок тебе по приезде представляется мне зловещим.
Констанс. Зловещим? Некоторые женщины, увидев телефонный аппарат, просто не могут не схватить трубку, а услышав голос телефонистки: «Номер, пожалуйста», должны что-то ответить. Смею предположить, наш номер Мари-Луиза вспомнила первым.
Джон. Нет смысла отрицать, что Мари-Луиза была безумно в меня влюблена.
Констанс. Наверное, ни один из нас не может ее за это винить.
Джон. Я не хочу показаться бессердечным, но, так уж случилось, что обстоятельства оборвали наши отношения, и я бы хотел думать, что навсегда.
Констанс. Ты волен действовать в полном соответствии со своими желаниями.
Джон. Я думаю не о себе, Констанс. Я думаю, в какой-то мере, о благе Мари-Луизы, но главным образом, признаюсь, о тебе. Я никогда не смогу взглянуть тебе в глаза, если в наших отношениям с Мари-Луизой не будет поставлена жирная точка.
Констанс. Мне больно думать, что ты лишишься такого невинного и недорогого удовольствия.
Джон. Разумеется, это болезненное решение, но, раз оно принято, я полагаю, что действовать надо быстро.
Констанс. Полностью с тобой согласна. И вот что я сделаю. Как только Мари-Луиза появится здесь, я под каким-то предлогом уйду и оставлю вас наедине.
Джон. Я-то думал как раз о другом.
Констанс. О чем же?
Джон. Женщина справится с этим делом гораздо лучше мужчины. Вот я и подумал, а почему бы тебе не объяснить ей, что к чему?
Констанс. Мне?
Джон. Мне это будет несколько неловко, а вот тебе — вполне естественно. Речь, мол, идет о самоуважении, а потому, ты ставишь вопрос ребром: или она близко не подходит ко мне, или ты устраиваешь грандиозный скандал.
Констанс. Но ты же знаешь, какое у меня мягкое сердце. Если она разрыдается, если скажет, что жить без тебя не может, во мне, конечно же, проснется жалость и я скажу: «Черт с тобой, оставь его себе».
Джон. Ты не подложишь мне такую свинью, Констанс.
Констанс. Ты же знаешь, что твое счастье для меня превыше всего.
Джон(после короткой паузы) . Констанс, я буду с тобой предельно откровенен. Мари-Луизой я сыт по горло.
Констанс. Дорогой, почему сразу этого не сказать?
Джон. Ты же понимаешь, Констанс, как-то не принято говорить такое женщине.
Констанс. Признаю, ей, безусловно, не понравится.
Джон. Женщины — забавные существа. Если ты им надоел, они говорят об этом сразу, без малейшего колебания, и твоя реакция их нисколько не волнует. А вот если мужчина устает от женщины, он в мгновение ока превращается в негодяя и чудовище, и купание в чане кипящего масла для него слишком легкое наказание.
Читать дальше