Валентин Рыбин - Разбег

— Ну, Чепурной! — Иргизов рассмеялся. — Я уже два года хожу по Ашхабаду.

— А к нам почему не зашел ни разу? А еще старый друг.

— С Лилией Аркадьевной мы как-то виделись, — сказал запросто Иргизов.

— Виделись? — удивился Чепурной. — Ну, женка, а ты до сих пор — ни слова.

— О боже, — недовольно сказала Лилия Аркадьевна. — Ну встретились на тротуаре, поздоровались — и дальше.

Нина Михайловна деликатно предложила:

— Заходите к нам как-нибудь. Будем рады. Правда, мы редко бываем вместе. То я в отъезде, то Иргизов. Вот и сегодня отправляюсь в Небит-Даг. А Иргизов через три дня на раскопки.

— Как-нибудь заглянем, — пообещала Лилия Аркадьевна. — Васыль мой тоже все время в горах. — Она бросила насмешливый взгляд на Иргизова, и Нина перехватила его.

— Ну так, приходите, — сказала несколько суше и сжала губы. — Пошли, Иргизов, до отхода поезда полчаса осталось. — Она взяла его под руку и ускорила шаг. — А все-таки, она к тебе все еще питает особые чувства. У нее такая многозначительность во взгляде что мороз по коже.

— Глупости, Михаловна.

— Между прочим, как только заходит разговор о ней, ты всегда называешь меня этим бабистым — «Михаловна». Все время произносишь с подтекстом. Михаловна, мол, жена, хозяйка — и ничего возвышенного.

— Нина, не глупи, и не повышай голос — на нас обращают внимание прохожие.

— А что я особенного сказала? — обиделась Нина. — Ты все время затыкаешь мне рот, не даешь высказаться. Пожалуй, я доберусь до вокзала одна, отпусти мою руку.

— Не глупи, и не дергайся, — предупредил Иргизов.

— А я говорю, отпусти!

Иргизов, зная ее характер, замолчал, но руку не высвободил. На вокзале, перед тем как войти в вагон, где уже разместились артисты театра, она решительно попросила его:

— Слушай, Иргизов, наберись мужества — скажи: ты встретишься с ней, пока я буду в Небит-Даге?

— Ты сумасшедшая. — Иргизов засмеялся и, обняв, поцеловал жену.

— Еще раз, — попросила она. И прильнув к нему, счастливо засмеялась: — Ну, вот теперь я спокойна.

Утром, высадившись на небольшом перроне небитдагского вокзала, артисты двинулись к горам — к гостинице и рабочему клубу. Администратор театра с реквизиторами уже два дня находился здесь — встретил своих актеров. Разместившись в трехместном номере, вместе с гримершей и зав. костюмерной, Нина тотчас отправилась на поиски Юры Каюмова.

Контору она нашла тут же, чуть ли не рядом с гостиницей, но сам он — на Вышке. Пожилая бухгалтерша посоветовала справиться насчет товарища Каюмова у лаборантки Руслановой. Нина так и поступила — отыскала лабораторию и Таню Русланову, симпатичную сероглазую девушку в белой шелковой кофточке и кремовой юбке.

— Мне посоветовали обратиться к вам, — сказала она, с интересом разглядывая ее. — Вероятно. Юрий Каюмов — ваш начальник?

— Не совсем. — Таня улыбнулась. — Он — мой хороший друг.

— О-оо! — восхитилась Нина. — У него, оказывается, хороший вкус. Вы очаровательны, Таня. Не стесняйтесь меня, — тут же попросила она, видя, что ее собеседница засмущалась. — Я актриса Ручьева. Мы только что приехали.

— Как?! — теперь уже удивилась Таня. — Та самая Ручьева, которая в Ашхабаде…

— Та самая. А Юрочку я знаю давно, с самого его детства. Мой муж и его отец давно дружат. Словом, мне надо его повидать.

— Он будет вечером. Сейчас он на Вышке. Я постараюсь сообщить ему по телефону о вас. Вы где остановились? В гостинице? Боже — в этом тошнотворном курятнике! Нина Михайловна, пойдемте ко мне. Я недавно получила квартиру — две комнаты. У меня вам понравится.

— Это далеко?

— Совсем рядом с гостиницей.

— Прекрасно, Танечка!

Новый дом был одноэтажным, окна — во двор и на тротуар. Комнаты Тани с выходом во двор. За окнами кучки наметенного песка и консервные банки возле мусорного ящика. Ни деревца пока что, ни кустика, — вид явно не респектабельный. Но в комнатах у Тани чисто и уютно. В передней стол со стульями и диван, на стене две картины и часы с кукушкой. Во второй комнате кровать, над ней рога архара, рядом с кроватью — трюмо и столик с настольной лампой. В углу этажерка с книгами.

— Располагайтесь, Нина Михайловна, — сказала Таня. — Лучше всего, конечно, в спальне — там вам никто не будет мешать. Вот шлепанцы, вот халат. Вот второй ключ от квартиры, если захотите прогуляться.

— Спасибо, Танечка.

— Тогда я пошла в лабораторию, вечером встретимся.

Нина Михайловна отдохнула, погладила помявшееся платье, привела себя в порядок. Зашла в гостиницу, — благо, она через дорогу, — сообщила режиссеру о своем местонахождении. Васильев, седеющий трагик, с рыжими кустистыми бровями и вставленными зубами, недовольно поморщился: