Валентин Рыбин - Разбег

Чары-ага причесал огрызком расчески бородку и, не спеша, переступил порог. Кайгысыз — на месте секретаря. Сам Бабаораз сбоку, за столом, вместе с остальными членами бюро.

— Товарищ Пальванов, — обратился Бабаораз. — Расскажите, пожалуйста, нам, как вы дошли до такого, что налетели на мирных бедняков с кнутами и саблями?

— Бабаораз, ты о чем говоришь? — удивился Чары-ага. — С какими кнутами, с какими саблями? Разве не ты приказал — поднять на ноги всех добротрядовцев, закрыть все чайханы, все магазины, а бездельников силой заставить убивать саранчу?

— Я таких приказов не давал, извините, — с придыхом выговорил Бабаораз. — Я не такой дурак, каким вы меня пытаетесь представить товарищу Кайгысызу Атабаеву. Я на своих дехкан руки никогда не подниму. Это вы, товарищ Пальванов, действуете старыми партизанскими методами руководства!

— Ах ты, ишачий сын, — ты о каких методах говоришь? — вспылил Чары-ага. — Ты что — против революции? Ты против того, чтобы баи и другие дармоеды воевали с саранчой?

— Ну, хватит устраивать базары! — властно сказал Кайгысыз Атабаев. — Все и так ясно. Три дня назад вы с отрядом «кошчинцев» напали на Сакар, разогнали людей из чайханы и магазинов. Многих силой заставили вступить в колхоз, дали им лопаты и отправили на саранчовый фронт. Было такое?

— Да, товарищ Атабаев. А что мне оставалось делать? Бабаораз предупредил: если к лету стопроцентной коллективизации в округе не будет — шкуру со всех спущу. Теперь я спокоен за свою шкуру: у меня все записаны в колхоз.

Атабаев занервничал. Губы скривились, черные усики поднялись к ноздрям.

— Вы грубо нарушили социалистический демократизм, товарищ Пальванов. Дальнейшее ваше пребывание на посту районной организации «Кошчи» считаю нецелесообразным. Есть люди помягче и посмышленнее. За явное проявление перегибов предлагаю — объявить Пальванову строгий выговор.

— Другие предложения есть? — спросил у членов бюро Бабаораз.

Все промолчали.

Бабаораз ядовито усмехнулся:

— Можете быть свободным, товарищ Пальванов. По партийной линии вам объявляется строгий выговор. Что касается руководства — сдайте председательство своему заместителю. Можете идти.

Чары-ага растерялся. Пожал плечами, посмотрел на Атабаева, на членов бюро.

— Уважаемые, а что же мне теперь делать?

— Поработаете рядовым колхозником, — мстительно выговорил Бабаораз. — Сотни людей только тем и заняты, что пашут, сеют и собирают урожай. Вы — не исключение.

— Спасибо, — трудно произнес Чары-ага и вышел из кабинета.

В приемной он постоял, похмыкал, болезненно улыбнулся секретарше и удалился.

Расстроенный и совершенно сбитый с толку, он возвращался в аул. Пока ехал, мысленно и вслух перебирал все проклятия, ругая свою судьбу и себя за то, что родился человеком строптивым и неуживчивым с людьми. Не дал ему аллах ни терпения, ни обходительной вежливости, а о хитрости и говорить нечего. Чары-ага сопоставлял себя со своим злейшим врагом Куванч-баем и удивлялся его изощренному уму. Такая дрянь в воде не потонет, и в огне не сгорит.

В юности, бывало, не успеет Чары сказать что-то не так, как Куванч-баю уже все известно. Выберет он момент, когда вокруг строптивого Чары джигитов соберется побольше, и начинает разглагольствовать об уме-разуме и умении правильно жить на земле. Пословицами, поговорками словно из мешка сыплет. Люди смеются, Чары сердится, а Куванч-баю это только и надо. Люди потом долго потешаются над Чары, а он в ответ лишь огрызается.

В восемнадцатом, когда началась воина и в Чарджуй приехали красные отряды, Чары подался в город, к красным. Хотел в Красную Армию вступить, но выслушал его председатель совдепа и посоветовал ехать в Карабек и организовать там добровольческий красный отряд из дехкан. Вручили мандат, назвав в нем Чары Пальванова представителем Советской власти.

Приехал Чары в Карабек, собрал бедняков. Выслушали его с недоверием, но все-таки несколько человек записались в отряд. А Куванч-бай уже смекнул, что и тут надо со своим батраком не силой, а хитростью действовать. Бай «от души» приветствовал новую власть, но пожалел, что эта власть «капырская» и туркменам она не понравится. Сразу поплелись всевозможные слухи о большевиках: заговорили об общих женах и одеялах. Парни загыгыкали, а женщины принялись плеваться. Куванч-бай посмеивался в разговорах со своим бывшим батраком: «Конечно, Чары-джигит, я тоже бы согласился спать под одним одеялом со всеми, но боюсь божьей кары… Да и ты поостерегись, не богохульствуй перед всевышним».