Гюстав Флобер - Бувар и Пекюше

Наконец, позвав Виктора, они приказали ему открыть ящик; наполеондора там уже не было. Он прикинулся, будто ничего не понимает.

Однако только что они эту монету видели, а Марсель был не способен лгать. Эта история так его потрясла, что он все утро проносил в кармане письмо для Бувара.

«Милостивый государь!

Опасаясь, что г-н Пекюше нездоров, я прибегаю к Вашей любезности…»

— Чья это подпись?

«Олимпия Дюмушель, урожденная Шарпо».

Она и супруг ее спрашивали, на каких морских купаниях, в Курселе ли, в Лангрюне или в Люкке, собирается самое лучшее общество, наименее шумное, а также каковы пути сообщения, цены в прачечных и пр. и пр.

За такую надоедливость они обозлились на Дюмушеля; затем от усталости погрузились в более тяжкое уныние.

Они перебрали в памяти все свои труды: столько уроков, мер предосторожности, мучений!

— И подумать только, — говорили они, — что мы собирались когда-то сделать из нее учительницу! А из него, недавно, дорожного мастера!

— Ах! Какое разочарование!

— Если она порочна, то не чтение этому виною.

— Я, чтобы сделать его честным человеком, сообщил ему биографию Картуша.

— Быть может, им недоставало семьи, материнских забот.

— Я был для них матерью! — возразил Бувар.

— Увы, — продолжал Пекюше, — существуют натуры, лишенные нравственного чувства, и воспитание тогда бессильно.

— Ах! Уж это мне воспитание!

Так как сироты не знали никакого ремесла, то решено было приискать им места домашних слуг, а затем — с богом на все четыре стороны! Они больше их знать не хотят.

И в тот же день «дядя» и «добрый друг» послали их обедать на кухню.

Но скоро им стало скучно, уму нужна была работа, существованию — цель.

К тому же, разве неудача что-нибудь доказывает? Что не удалось с детьми, то может иметь успех у взрослых. И они затеяли устроить лекции для совершеннолетних.

Нужно было созвать собрание, на котором они изложили бы свои взгляды. Большая зала в гостинице вполне для этого подойдет.

Бельжамб в качестве помощника мэра побоялся себя скомпрометировать, отказал сначала, но потом, сообразив, что ему это может быть выгодно, переменил свое мнение и послал служанку сообщить им об этом.

Бувар в приливе радости расцеловал ее в обе щеки.

Мэр был в отлучке; другой его помощник, Мареско, всецело поглощенный своею конторой, мало мог интересоваться собранием. Итак, оно состоится! Его назначили на следующее воскресенье в три часа дня, о чем возвещено было барабанным боем.

Только накануне подумали они о своих нарядах.

У Пекюше, по счастью, сохранился старый парадный фрак с бархатным воротником, два белых галстука и черные перчатки. Бувар надел синий сюртук, нанковый жилет, касторовые башмаки; и они очень волновались, когда шли деревнею к гостинице «Золотой Крест».

. . . . . . . . . . .

Собрание

Гостиница «Золотого Креста», две боковые деревянные галереи с выступающим балконом, жилой корпус в глубине, кафе в первом этаже, столовая, бильярдная, двери и окна открыты.

Толпа: именитые граждане, народ.

Бувар: «Прежде всего необходимо обосновать полезность нашего проекта, труды наши дают нам право говорить».

Речь Пекюше, в докторальном тоне.

Глупые меры правительства и администрации, — чересчур много налогов, экономия нужна в двух направлениях: отмена церковного и военного бюджетов.

Его обвиняют в безбожии.

«Напротив; но необходимо религиозное обновление».

Является Фуро и хочет распустить собрание.

Бувар вызывает в аудитории смех, направленный против мэра, напомнив об его дурацких премиях за уничтожение сов. — Возражение.

«Если нужно уничтожать животных, вредных для растений, то следовало бы также уничтожать скот, который ест траву».

Фуро удаляется.

Речь Бувара, в развязном тоне.

Предрассудки: безбрачие священников, ничтожное значение прелюбодеяния, эмансипация женщины.

«Серьги — знак ее былого рабства».

Мужчины — оплодотворители.

Бувара и Пекюше упрекают за дурное поведение их воспитанников. К чему нужно было призревать детей каторжника?

Теория реабилитации. Они готовы обедать вместе с Туашем.

Фуро возвращается и в отместку Бувару читает петицию, которую тот подал в Муниципальный совет, об учреждении в Шавиньоле публичного дома. — (Доводы Робена.)

Собрание закрывается среди страшного шума.