Гюден сел на стул, совершенно подавленный этим сообщением. От волнения губы у него так пересохли, что он не в состоянии был произнести ни слова. Он страдал невыносимо и, не поднимая глаз, чувствовал, что Ле — Гра смотрит на него и, может, сам того не замечая, снисходительно улыбается.
— Где этот крестьянин? — спросил, наконец, командующий.
— Я держу его под стражей в отведенной мне квартире. Мы разговаривали с ним ночью. Собственно, подполковник…
— Он действительно знает тропу, по которой могут пройти пять батальонов?
— Он говорит, что есть какое‑то место, где можно перевалить через горы. Конечно, переход очень трудный. Надо идти по ледникам…
— Ах, вот как! — проронил Гюден, лишь бы что‑нибудь сказать.
— Оттуда мы можем сразу подняться на Фурка или спуститься прямо к Урзерену. Крестьянин согласился проводить нас до самого Гримзеля. Я спросил, какую он хочет награду за это, и он сказал, что хотел бы получить в собственность луг на правом берегу Ааре у входа в ущелье Хасле. Не знаю, правильно ли я сделал, пообещав ему…
— Проводник будет щедро награжден, если заслужит. Там видно будет. Каким бы то ни было путем, но мы выступаем, — с решительным видом сказал генерал. — Во всяком случае, я хочу видеть этого человека и поговорить с ним сам. Через минуту я выйду. Объявите войскам, что мы выступаем.
Покинув квартиру генерала, оба офицера, предложившие новый план наступления, прошли сквозь толпу солдат и направились к большому деревенскому дому, неподалеку от кирки. Там сидел задержанный Фанер; несколько солдат стерегли его пуще глаза. Оба офицера снова стали задавать Фанеру вопросы, на которые он отвечал на ломаном французском языке. Едва им удалось понять все, что он говорил, и отметить на карте названные им пункты, как раздались громкие, возгласы, возвестившие, что командующий уже вышел. Офицеры прервали допрос, и Фанера под конвоем солдат, впереди которых шел Ле — Гра, вывели на улицу. Гюден стоял на вымощенной площадке у входа на постоялый двор. Перья и широкие галуны на его треуголке, шитье на высоком, отогнутом воротнике и широких отворотах мундира, несмотря на полумрак, блестели так ослепительно, что Фанер сразу узнал в нем командующего и снял шляпу. Удивила его только молодость начальника. Гюдену было двадцать девять лет.
Длинные, черные, как вороново крыло, волосы, падали кольцами на его плечи. Красивые черные глаза приветливо улыбались храбрецам, в его лице приветствовавшим Францию. Офицеры строили солдат в ше ренги, выводя на дорогу роты, уже готовые к маршу. Второй, четвертый и пятый батальоны стояли еще на лугах. Часть первого еще только умывалась на берегу Ааре. Солдаты расчесывали длинные, покрытые пылью и спутанные волосы, собирали их на затылке в косу и связывали друг дружке шнурками, стирали рубахи и торопясь надевали их мокрыми, чинили обувь и чистили карабины.
Две длинные шеренги уже одетых гренадеров вытянулись вдоль изгороди по обе стороны улицы. Красные помпоны и трехцветные кокарды на больших черных шляпах образовали длинную яркую кайму; белые кожаные портупеи и ремни патронташей, перекрещивавшиеся на груди солдат, отчетливо выделялись на фоне черных платков и синих мундиров. Но вся колонна имела ободранный и жалкий вид. Почти у всех солдат обувь была дырявая, гамаши без пуговиц, истрепанные, как мокасины, штаны разного цвета и происхождения. Из‑за отворотов мундира, вырезанных на груди полукругом, выглядывали вместо жилетов грязные рубахи. Но пуговицы на жабо и сзади на фалдах, к которым пристегивались полы мундира, были начищены у всех кирпичом до блеска.
Гюден в сопровождении нескольких офицеров прошел вдоль строя и затем повернул к дому, в дверях которого стоял Ле — Гра с Фанером.
— Вот проводник, генерал, — сказал капитан, раздвигая солдат.
Командующий увидел перед собой мужчину высокого роста с огромными руками и ногами. Лицо его чуть не до самых глаз заросло рыжеватой бородой, давно не стриженные волосы копной торчали на большой голове. Большие и ласковые серые глаза смотрели на начальника с любопытством, глаза потомка норманнов, которые, как рассказывает легенда, пришли из Скандинавии, поселились в долине Хасле и выстроили здесь поселки. На Фанере была рваная короткая куртка, грязная рубаха, короткие дерюжные штаны. Обут он был в деревянные башмаки без передков, подбитые гвоздями с огромными шляпками и подвязанные веревочками.
— Есть ли отсюда дорога на Гримзель, кроме тон, что идет по дну долины? — спросил Гюден.
Читать дальше