Иво Андрич - Собрание сочинений. Т.2. Повести, рассказы, эссе. Барышня.

Такова судьба Талиба Али-паши Ризванбеговича-Стольчанина; она хорошо известна в истории, а сейчас передана лишь кратко и в самых общих чертах. Но хочет Али-паша войти в мой рассказ и поэтому изредка останавливается и перебрасывается со мною словом-другим не из-за бурных лет своего возвышения, не из-за десятилетий счастливого правления и даже не из-за ужасной своей смерти, которая лишь убедила его, что каждый рано или поздно становится жертвой своей наибольшей страсти. Ему дороги, говорит он, лишь те пятнадцать дней, когда его, пленника, окруженного солдатами Омер-паши, везли через десятки герцеговинских и боснийских деревень и городов. В эти дни на этом пути он постиг, что являет собой человек, когда внезапно лишается всего, и, утратив все, встает на собственные ноги, и, один как перст, противостоит всем силам окружающего мира, беспомощный, но несломимый.

Али-пашу вовремя известили о том, что в Боснию военным губернатором с чрезвычайными полномочиями будет назначен Омер-паша. Он знал, что это за человек, и предпринял меры, необходимые, по его разумению, дабы защититься от новой напасти. В течение двух десятков лет, когда он был единственным повелителем Герцеговины, это ему всегда удавалось, и, казалось, на сей раз также не было причин ожидать иного.

Престарелый и самонадеянный тиран и хозяин Герцеговины слишком полагался на свой многолетний и проверенный опыт и свою дальновидность, ему не приходило в голову, что обстоятельства могут сложиться так, что его бесчисленные привычные хитрости окажутся устаревшими и даже опасными для него и что может появиться человек, который раскусит его и превзойдет во всем.

Когда пришло приглашение сераскира прибыть в Сараево, чтобы присутствовать на торжественном чтении султанского фирмана, Али-паша не удивился; его разозлил лишь непривычно сухой и неучтивый тон приглашения, но он быстро взял себя в руки и рассудил, что не стоит сердиться и обижаться. Он отложил ответ до завтра, на другой же день, спокойно все взвесив, постановил не ехать в Сараево лично, но послать вместо себя сына Хафиза, носившего уже ранг паши, а с ним — и мостарского владыку Иосифа [28].

По расчетам старика этого было достаточно. Самый старший и самый любимый сын станет живым доказательством и залогом его верности и готовности служить султану, как и прежде; присутствие же владыки покажет, что Али-паша правильно понимает султанские планы реформ. Посланцам надлежало, елико возможно, убедить сераскира в преданности Али-паши и передать, что, к сожалению, по старости и болезни он лично приехать не может. Обоим он дал краткие и ясные инструкции; разумеется, одному одни, другому другие, каждому в отдельности. Он был доволен своим решением.

Его эмиссары выехали без промедления, снабженные не только инструкциями, но и необходимыми дарами и полномочиями пустить в дело, ежели понадобится, новые, куда более дорогие подарки. Однако возвратились они скорее, чем ожидали.

Омер-паша принял их необыкновенным образом. В кордегардии временной резиденции сераскира их встретили с искусно наигранным удивлением, как неведомых и нежданных гостей. Весьма учтивым образом им было сказано, что их имен нет в списке приглашенных старейшин. Они долго ждали, и наконец им велели прийти на другой день поутру, тогда, возможно, в течение дня они и получат аудиенцию у сераскира.

Они прибыли около семи часов, по-прежнему готовые ждать, однако дежурный офицер, попеняв им за опоздание, тут же ввел их в Конак [29]. Еще большие неожиданности были впереди. В просторной передней они почти лицом к лицу столкнулись с группой высших офицеров в парадных мундирах, направлявшихся к выходу, и среди них тотчас узнали сераскира.

Без всяких околичностей тот пригласил их сесть здесь же, в передней, причем обратился к ним с рассеянной непринужденностью, будто это была нечаянная приватная встреча. Сам он остался стоять, прямой как свеча, обеими руками опираясь на эфес своей сабли. Четверо высших офицеров стояли за ним, всем своим видом выражая безмолвное почтение. Посланцы некоторое время растерянно молчали, паша не сводил с них ястребиных глаз. А когда Хафиз-паша с пытающими щеками начал подготовленную речь о своей миссии, тот сразу же его оборвал.

Ему, сказал Омер-паша, всегда приятно принимать видных жителей этой страны, но перед наместником султана каждый должен предстать тем, кто он есть на самом деле, а не тем, кем он не является и быть не может. В данном случае, судя по всему, произошло недоразумение, а он недоразумений не любит и старается избегать. Речь идет о столь серьезных делах и столь высоких государственных интересах, что надо думать не о здоровье и болезни, но о жизни и смерти. Али-паша, старый и верный слуга султана, это прекрасно знает. Он, Омер-паша, желает ему скорейшего выздоровления (чем быстрее, тем лучше!) и надеется видеть его здесь, дабы вместе с ним и остальными приглашенными совершить все, что требуется. А им он желает счастливого пути.