Кнут Гамсун - Голод (пер. Химона)

— Да, — сказала женщина. — Они всегда такъ пишутъ. Это — зеленый сыръ? Ну да, такъ и есть! 5/16 это значитъ десять лотовъ.

— Да, я конечно понимаю! — воскликнулъ я, хотя на самомъ дѣлѣ я ничего не понималъ.

Я снова попробовалъ приняться за этотъ счетъ, который мѣсяца два тому назадъ я могъ бы провѣритъ въ двѣ минуты: я потѣлъ, напрягалъ всѣ свои силы надъ загадочными цифрами, мигалъ глазами, какъ-будто изучалъ это дѣло, но ничего не вышло. Эти десять лотовъ сыра доканали меня; мнѣ казалось, что въ моемъ мозгу что-то лопнуло.

Но, чтобы произнести впечатлѣніе, будто я занятъ счетомъ, я шевелилъ губами, бормоталъ цифры, проводилъ пальцемъ внизъ до самаго итога. Женщина сидѣла и ждала. Наконецъ, я сказалъ:

— Я еще разъ посмотрѣлъ все съ начала до конца и не нашелъ никакой ошибки.

— Нѣтъ? — спросила хозяйка, въ самомъ дѣлѣ?

Я замѣтилъ, что она мнѣ не вѣритъ. И сейчасъ же мнѣ почудилось въ тонѣ ея голоса какая-то небрежность, равнодушный тонъ, котораго я не замѣчалъ въ ней раньше. Она сказала, что я, можетъ-быть, не привыкъ считать 16-ми долями, что она обратится къ лицамъ болѣе опытнымъ въ этомъ дѣлѣ. Все это было сказано не съ цѣлью уколоть меня или осрамить, а серьезнымъ и задумчивымъ тономъ. Дойдя до двери, она сказала, не оборачиваясь:

— Извините, что я васъ потревожила.

Она ушла.

Но вскорѣ дверь открылась, и хозяйка опять вошла, она, вѣроятно, не успѣла дойти до порога, какъ уже вернулась.

— Не забытъ бы мнѣ: вы не сердитесь на меня, но мнѣ съ васъ нужно кое-что получитъ, — сказала она. — Вчера исполнилось 3 недѣли со времени вашего пріѣзда. Да, такъ оно и будетъ. Знаете, не легко перебиваться съ такимъ большимъ семействомъ, и я не могу держатъ своихъ постояльцевъ въ кредитъ, къ сожалѣнію…

Я перебилъ ее.

— Я работаю надъ статьей, о которой говорилъ вамъ уже раньше, — сказалъ я, — и какъ только она будетъ окончена, вы получите ваши деньги. Вы можете быть совершенно спокойны.

— Да, но статья ваша никогда не будетъ окончена.

— Вы думаете? Можетъ-быть завтра же найдетъ на меня вдохновеніе или сегодня ночью; въ этомъ нѣтъ ничего невозможнаго и тогда въ четверть часа статья будетъ окончена. Видите ли, у меня совсѣмъ особаго рода работа, не похожая на всякую другую, я не могу сѣсть и работать извѣстное количество времени; я долженъ выждать минуту! Никто же не знаетъ ни дня, ни часа, когда найдетъ вдохновеніе, это придетъ своимъ чередомъ.

Хозяйка ушла, но ея довѣріе ко мнѣ было, очевидно, поколеблено.

Оставшись одинъ, я вскочилъ и вцѣпился отъ отчаянія себѣ въ волосы. Нѣтъ для меня больше спасенія, нѣтъ! Мозгъ мой объявилъ себя банкротомъ! Неужели я уже совсѣмъ идіотъ и не могу высчитать стоимости маленькаго кусочка сыра? Но сошелъ ли я окончательно съ ума? А между тѣмъ, среди всѣхъ этихъ усилій со счетомъ развѣ я не сдѣлалъ наблюденія, несомнѣннаго, какъ день, что моя хозяйка беременна?

У меня не было случая узнать это, никто мнѣ объ этомъ не разсказывалъ, да мнѣ и въ голову не приходило, но, взглянувъ, я тотчасъ же сообразилъ, да еще въ какую минуту, — когда я высчитывалъ шестнадцатыя доли. Какъ это объяснить?

Я подошелъ къ окну и посмотрѣлъ на улицу, оно выходило на Фогмансгаде. Внизу на мостовой играли грязные, оборванные ребятишки; они перебрасывались пустой бутылкой и ревѣли благимъ матомъ. Телѣга съ домашнимъ скарбомъ проѣхала мимо нихъ; это, вѣроятно, переѣзжающее съ чердака на чердакъ семейства. Я это тотчасъ же сообразилъ. На телѣгѣ лежала мебель, источенная червями: кровати, комоды и красные стулья на трехъ ножкахъ; рогожи, желѣзный хламъ, оловянная посуда. Наверху, на возу, сидѣла дѣвочка, еще совсѣмъ ребенокъ, очень некрасивое существо съ отмороженнымъ носомъ, и крѣпко держалась маленькими синими ручками, чтобы не упасть.

Она сидѣла на ужасныхъ, мокрыхъ дѣтскихъ тюфякахъ и смотрѣла внизъ на ребятъ; перебрасывающихся бутылкой…

Все это я видѣлъ и понималъ безъ труда все, что происходило.

Стоя и наблюдая изъ окна, я слышалъ также, какъ кухарка моей хозяйки пѣла въ сосѣдней кухнѣ; я зналъ мелодію, которую она пѣла, и я прислушивался, вѣрно ли она поетъ. И я говорилъ себѣ, что идіотъ не можетъ дѣлать всего этого; слава Богу, я не былъ безумнѣе любого смертнаго.

Я увидѣлъ, что двое изъ ребятъ на улицѣ ссорятся, два маленькихъ мальчика, одинъ изъ нихъ хозяйскій. Я открылъ окно, чтобы услышать, что они говорятъ другъ другу, и тотчасъ же подъ моимъ окномъ собралась цѣлая куча дѣтей; они смотрятъ на меня съ просящимъ видомъ. Чего они хотятъ? Чтобы имъ что-нибудь бросили? Сухихъ цвѣтовъ, костей, окурковъ или что-нибудь, съ чѣмъ они могли бы поиграть. У нихъ посинѣвшія отъ холода лица и безконечно умоляющій взглядъ. Тѣмъ временемъ маленькіе враги продолжаютъ перебраниваться. Слова, подобныя большимъ мокрымъ чудовищамъ, вылетаютъ изъ этихъ дѣтскихъ устъ; ужасныя ругательства, подслушанныя внизу въ гавани у уличныхъ дѣвокъ и пьяныхъ матросовъ. Оба такъ заняты этимъ, что не замѣчаютъ хозяйки, выбѣжавшей посмотрѣть, въ чѣмъ дѣло.