Кнут Гамсун - Голод (пер. Химона)

День и ночь я работалъ какъ волъ, глаза свои проглядѣлъ на книгахъ, изнурилъ голодомъ свой разсудокъ — и для какого чорта! Даже уличныя дѣвчонки смѣются надо мной. Но теперь довольно! — понимаешь ли ты? — довольно, чортъ возьми.

Въ припадкѣ нараставшаго бѣшенства, скрежеща зубами, сознавая свое безсиліе, плача и ругаясь, я побрелъ дальше, не оглядываясь на прохожихъ. Я снова началъ мучить себя, ударялся головой о фонарные столбы, накалывалъ руки о гвозди, кусалъ языкъ, когда онъ говорилъ несвязно, и хохоталъ какъ бѣшеный каждый разъ, когда причинялъ себѣ боль.

— Но что же мнѣ теперь дѣлать? — спросилъ я себя, наконецъ. И, топнувъ два раза ногой, я повторилъ:- Что же мнѣ дѣлать?

Въ это время мимо меня проходитъ какой-то господинъ и говоритъ мнѣ со смѣхомъ:

— Пойди въ сумасшедшій домъ.

Я посмотрѣлъ ему вслѣдъ. То былъ одинъ изъ извѣстныхъ дамскихъ докторовъ, по прозвищу «герцогъ».

Даже онъ не понималъ моего состоянія, человѣкъ, котораго я зналъ, чью руку я пожималъ. Я успокоился. Да, я схожу съ ума, онъ правъ. Я чувствую, какъ безуміе разливается у меня по жиламъ, приливаетъ къ моему мозгу. Такимъ образомъ всѣ это должно кончиться. Да, да! Я снова продолжалъ свой медленный, грустный путь. Тамъ я найду, наконецъ, мирный пріютъ.

Вдругъ я остановился. «Но меня вѣдь не запрутъ! — говорю я, — нѣтъ, этого не будетъ!» Отъ страха я говорилъ хриплымъ голосомъ. Я просилъ, молилъ, чтобы меня не запирали. Я опять тогда попаду въ ратушу, въ темную камеру, безъ малѣйшаго луча свѣта. Нѣтъ, ни за что. Есть еще исходъ, нужно только найти его. Надо подумать, времени у меня довольно. Я буду ходить изъ дома въ домъ, да вотъ, напримѣръ, нотный торговецъ Эйслеръ? Я еще не былъ у него. Онъ посовѣтуетъ мнѣ что нибудь. Я чуть не плакалъ отъ умиленія. Только бы не быть запертымъ.

Эйслеръ? Можетъ быть, это было указаніе свыше? Это имя вспомнилось мнѣ случайно, и живетъ онъ такъ далеко. Тѣмъ не менѣе я отыщу его; я буду итти медленно и тѣмъ временемъ немного успокоюсь. Я зналъ дорогу; въ былое время я часто бывалъ у него и закупалъ много нотъ. Могу ли я попросить у него полкроны! Но это можетъ затруднить его, лучше попрошу у него цѣлую.

Я вошелъ въ лавку и спросилъ хозяина; мнѣ указали на его конторку; тамъ сидѣлъ человѣкъ, одѣтый по послѣдней модѣ, и просматривалъ счета.

Я пробормоталъ извиненіе и изложилъ свою просьбу. Будучи вынужденнымъ обстоятельствами обратиться къ нему… на самое короткое время… Какъ только я получу гонораръ за мою газетную статью… Онъ окажетъ мнѣ этимъ сущее благодѣяніе.

Еще не успѣлъ я докончить, какъ онъ повернулся къ конторкѣ и продолжалъ свою работу.

Когда я замолчалъ, онъ покосился на меня, покачалъ своей красивой головой и сказалъ: «Нѣтъ». Только нѣтъ. Ни объясненій, ни лишнихъ словъ, ничего.

Мои колѣни тряслись, я долженъ былъ опереться о шкапчикъ. Я еще разъ попробую. Почему мнѣ пришло на память именно его имя? Я почувствовалъ колотье въ лѣвомъ боку и облился потомъ. — Гм… Обстоятельства мои очень плохи и, къ сожалѣнію, я совсѣмъ боленъ, — сказалъ я; я смогу вамъ, навѣрное, возвратить это черезъ нѣсколько дней. — Неужели онъ не будетъ настолько добръ?

— Отчего вы, любезнѣйшій, обращаетесь именно ко мнѣ? — спросилъ онъ. — Вы ко мнѣ пришли съ улицы, вы мнѣ совершенно незнакомы, ступайте въ редакцію, гдѣ васъ знаютъ.

— Только хоть на этотъ вечеръ, — сказалъ я, — редакція уже заперта, а я такъ страшно голоденъ.

Онъ продолжалъ качать головой, качалъ ею даже тогда, когда я уже взялся за дверную ручку.

— Прощайте, — сказалъ я.

«Значитъ, не было указанія свыше», подумалъ я и горько улыбнулся. Я потащился обратно изъ одного квартала въ другой, садясь по временамъ отдыхать на лѣстницѣ. Только бы меня не заперли. Страхъ передъ заключеніемъ преслѣдовалъ меня все время и не давалъ мнѣ покоя. Каждый разъ, какъ я видѣлъ на своемъ пути городового, я старался проскользнуть незамѣтно въ переулокъ, чтобы избѣгнуть съ нимъ встрѣчи.

— Ну-съ, отсчитаемъ теперь сто шаговъ, — сказалъ я, — и попытаемъ cчастья. Должно же когда-нибудь мнѣ повезти…

То была маленькая торговля шерстью, въ которой я никогда не былъ раньше. Одинъ человѣкъ стоялъ за прилавкомъ, въ глубинѣ комнаты — контора съ фарфоровой дощечкой съ надписью на дверяхъ и длинные ряды запакованныхъ ящиковъ. Я подождалъ ухода послѣдней покупательницы, молоденькой дамы, съ ямочками на щекахъ. — Какая хорошенькая! Я не пытался даже произнести на нее впечатлѣніе со своей булавкой на пиджакѣ и отвернулся, едва удержавъ рыданіе.