Кнут Гамсун - Бенони (пер. Ганзен)

Простой народъ, столпившись вокругъ, слушалъ, кивая головами. Экій чортъ этотъ Бенони! Получаетъ эстафеты, словно съ неба, даже о селедкахъ! А Бенони потрогивалъ свою густую гриву и улыбался, выставляя на показъ крѣпкіе желтые моржевые клыки. Нѣтъ, добрые люди хватали черезъ край, но кое-какой опытъ есть у него, — при всей его ничтожности.

Писарь ленемана пошелъ съ нимъ вмѣстѣ изъ церкви. Да и чѣмъ они были не ровня? Бенони имѣлъ капиталецъ, но писарь былъ потоньше въ обращеніи и въ рѣчи. Послѣ того, какъ Бенони пересталъ быть понятымъ и правой рукой ленемана, старику пришлось обзавестись писаремъ изъ городскихъ.

Спутники поговорили о домѣ Бенони, о его шикарной верандѣ, о голубятнѣ, о свадьбѣ. Бенони снисходительно подшучивалъ надъ женщинами; поди, разбери этотъ дамскій полъ! Ну, что она нашла въ немъ, простомъ шкиперѣ шкуны? И онъ называлъ Розу своимъ сердечнымъ дружкомъ.

— Могу заключить, — сказалъ писарь ленемана, — что вамъ ужъ не разстаться съ ней ни за какія блага?

— Ни даже за все, что вы здѣсь видите, — отвѣтилъ, Бенони, обводя рукою вокругъ и указывая на свой домъ. — Разстаться съ нею? Ничего такого быть не можетъ; я покорилъ ея сердце.

— А когда вы вотъ такъ гуляете вмѣстѣ, неужто вы разговариваете, какъ мы сейчасъ — о самыхъ простыхъ вещахъ и какъ придется?

— Я разговариваю съ нею точь-въ-точь такъ же просто, и не по-ученому, какъ съ вами, — отвѣтилъ Бенони.

— Чудеса! — сказалъ писарь ленемана.

Но вотъ они добрались до дома Бенони и зашли. Выпили по рюмочкѣ, другой, потомъ закусили, напились кофе, и опять принялись потягивать изъ рюмочекъ. Бенони хотѣлъ угостить на славу этого гостя, этого ровню, котораго онъ, наконецъ, сыскалъ себѣ. И пошли у нихъ тары-бары. Писарь ленемана былъ человѣкъ молодой, ходилъ въ городскомъ платьѣ, въ крахмальномъ воротничкѣ, и про него шла молва, что онъ здорово изучилъ всѣ законы на службѣ у ленемана; съ такимъ человѣкомъ лучше было жить въ ладу.

— Я теперь свѣдущъ во всякихъ дѣлахъ, и у меня всѣ протоколы вотъ тутъ, — говорилъ онъ, показывая себѣ на лобъ, — но съ Розой Барфодъ, или вѣрнѣе, съ фрекенъ Барфодъ я бы, пожалуй, не осмѣлился завести разговоръ.

— Она бы не укусила васъ, — отвѣтилъ Бенони. — Завести разговоръ? Милый человѣкъ, я беру ее на руки и подымаю, какъ перышко; стоитъ только взяться. Но само собой, я долженъ вести себя съ такой дамской особой по-людски и бережно спустить опять на полъ. Не стану я также разговаривать при ней по хамски или вести себя, какъ свинья. Вонъ виситъ кисетъ, который она мнѣ подарила.

Они осмотрѣли кисетъ, вышитый бисеромъ и шелкомъ. Но Бенони только похвастался, что это подарокъ, а на самомъ дѣлѣ купилъ кисетъ въ Бергенѣ, когда ѣздилъ туда на шкунѣ.

Кисетъ имѣлъ успѣхъ, и Бенони разохотился хвастаться.

— Кабы я захотѣлъ показать все, что она мнѣ надарила! — сказалъ онъ. — И воротнички, и носовые платки, и другое прочее изъ одежи — все, расшитое бисеромъ и шелкомъ. У меня полнымъ-полны всѣ ящики и сундуки.

— Чудеса! — сказалъ писарь

А Бенони продолжалъ:- Вы вотъ говорите мнѣ насчетъ учености и прочаго. А что вы скажете про того, кто поученѣе насъ съ вами? Она прямо испугала меня однажды.

— Какъ такъ?

Бенони припомнилъ поразительный случай, но не торопился разсказывать. Онъ налилъ еще по рюмочкѣ; они выпили; Бенони напустилъ на себя торжественный и таинственный видъ.

— Дѣло вышло изъ-за почтовой бутылки. Нашли въ морѣ бутылку съ запиской, и трое людей приплыли изъ крайнихъ шхеръ съ этой бутылкой. Пошли къ учителю; онъ ничего не разобралъ. Пошли къ пастору, и тотъ ничего не разобралъ. Тогда догадались пойти къ Макку… Ну, вамъ извѣстно, много-ли на свѣтѣ такого, чего бы не смекнулъ Маккъ; но тутъ и онъ сталъ въ тупикъ. Я самъ сидѣлъ у него въ горницѣ на диванѣ, когда пришли съ бутылкой, и Маккъ взялся читать. «Что бы это такое значило?» сказалъ онъ; потомъ спросилъ меня. Я ничего не могъ сказать. Маккъ думалъ — думалъ, читалъ — читалъ, и даже руки у него затряслись. Я, признаюсь, началъ-было подумывать — нѣтъ ли въ запискѣ чего такого, что Маккъ хочетъ утаить про себя? Вѣрно, насчетъ сельдей, — думаю себѣ,- насчетъ большого улова. Вы вѣдь сами знаете, Маккъ — башка. Но тутъ я ошибался насчетъ него. Онъ вдругъ поднялъ голову и закричалъ въ потолокъ: Роза! и Роза сошла внизъ.

Молчаніе. Собесѣдники были всецѣло поглощены событіемъ. Потомъ писарь спросилъ:- Она растолковала въ чемъ дѣло? Я ужъ смекаю, — не такъ я простъ! Она разобрала записку?