Хаим Граде - Немой миньян

— Осел ты этакий! Владелица пекарни поняла по тебе, что ты болван, недотепа, так же как этот раввин-праведник в Заблудовской синагоге в ночь Судного Дня разгадал укутавшихся в талесы мертвецов.

Он пошел назад, опустив голову, и по дороге домой думал: «Кто их знает! Может быть, как раз эти люди, которые теперь заготавливают буханки хлеба, подобны мертвецам в талесах. Сегодня они себя убедили, что дело идет к войне; завтра они себя убедят, что они уже умерли». Но чем ближе подходил Эльокум Пап по улице Гаона к своему подвалу, тем дальше уходила от него растерянность и грусть. На сердце у него стало веселее. В такое время хорошо иметь друга, и таким добрым другом будет ему инвалид. Он повидал мир, и ему есть, что рассказать. Герц Городец, конечно, уже встал. Эльокум Пап скажет ему: «Герц Городец, если хочешь, ты можешь стать служкой в Немом миньяне, и тебе будут платить из той же самой кассы, что и аскетам. Я добьюсь этого у казначея, лесоторговца с печальным лицом. А если ты хочешь остаться точильщиком, оставайся точильщиком, как я остаюсь столяром, но при этом я и дальше буду в Немом миньяне и главным старостой, и помощником служки. А спать ты будешь у меня в столярной мастерской, и тебе не придется выпрашивать место в сенях заезжего дома на улице Стефана». Так он ему и скажет.

Спустившись в подвал тяжелыми шагами, столяр увидел, что старшие девочки уже ушли на учебу, а младшая еще спит. На плите кипел чайник, и Матля уже ставила на стол завтрак для мужа. Наверняка инвалид еще не проснулся, а может, одевается. Хозяин случайно посмотрел в угол, где вчера ночью стояло точило, и увидел, что там пусто. Эльокум застыл с открытым ртом, растопырив пальцы, как зубья на граблях, которыми сгребают скошенное сено. Увидав, что у мужа аж язык отнялся и он вопросительно выпучил на нее глаза, Матля стала оправдываться, что она не виновата. Она калеке грубого слова не сказала. Он встал раньше ее, а как только встал, сразу же забрал свое точило в столярную мастерскую, и она услыхала, как он точит. Она была уверена, что он там работает над какими-то своими вещами. Но через полчаса он вышел из мастерской с костылем под левой рукой и точилом на правом плече и сказал ей так: «Передайте вашему мужу, что я наточил инструменты, про которые он говорил вчера, что они нужны ему для работы: рубанок, долото, топор». «Спасибо вам обоим за ужин и за ночлег, — сказал он, — но больше я не приду ни к вам, ни во двор Песелеса, ни в Немой миньян, потому что здесь все помнят меня по веселым временам, а теперь я на всех навожу тоску». «Добрые времена больше не вернутся», — он сказал, когда уже стоял со своей тяжелой машиной на ступеньках. Он даже не остался выпить стакан чаю и съесть кусок хлеба с сыром.

Столяр повернулся к ступенькам, ведущим из подвала, чтобы последовать за инвалидом. Но он сразу же раскаялся и остался стоять, глядя в два подвальных окошка, расположенных почти на уровне тротуара. Он долго и растерянно смотрел на проходившие мимо окон ноги в ботинках, сапогах, туфлях, ботах. Потом он медленно повернулся к жене и переспросил:

— Так он сказал? Добрые времена больше не вернутся?

Эльокум снова замолчал и подумал: «Значит, так же как этот раввин-праведник разгадал мертвецов в талесах, Герц Городец понял лучше меня, что вскорости мы все можем обрести ту же судьбу, что и еврейчик со скрипочкой».

— Знаешь, Матля, что говорят на улице? Снова говорят о войне, и на этот раз вполне всерьез.

— Горе мне! Снова война? — Матля всплеснула руками. Но прежде чем она успела заплакать или опуститься на стул в отчаянии, или схватить кошелку и закричать, что она бежит на улицу закупать картофель, муж пробурчал: «Погоди немного, я сейчас вернусь», — и широкими шагами, перемахивая через ступеньки, вышел из подвала и отправился во двор Песелеса. Он знал, что слепой проповедник, который приходит до рассвета к молитве первым, уходит последним. После всех молитв он еще долго сидит у своего пюпитра и учит Тору наизусть. Сегодня сразу же после молитвы его отвлек разговором изгнанный из Раголе раввин. Сейчас слепец должен наверстывать упущенное, читать псалмы этого дня или учить главу из Мишны. На Синагогальном дворе знали, что каждый, кто ищет слово утешения, идет к проповеднику, а столяр чувствовал, что сегодня такое слово нужно ему, чтобы продолжать работать для жены и детей и иметь еще силы на резьбу.

Эльокум Пап не ошибся. Слепой проповедник был в своем углу. Рядом с ним все еще стоял реб Гилель Березинкер и прощался.