Эдит Уортон - В лучах мерцающей луны

— Кто из них? — спросила она, уже опустив одну ногу на пол.

— Джуни, дорогая, нет… с детьми все в порядке… со всеми все в порядке, — запинаясь, пробормотала Сюзи, опустившись на колени возле кровати.

В свете свечи она увидела, как озабоченный лоб Джуни укоризненно нахмурился.

— Ох, Сюзи, зачем тогда?.. Мне как раз снилось, как мы катаемся по Риму в прекрасном огромном автомобиле с папой и мамой!

— Прости, дорогая. Какой чудесный сон! Я негодяйка, что не дала тебе досмотреть…

Она почувствовала на себе испытующий взгляд просыпающейся девочки.

— Если со всеми все хорошо, тогда почему ты плачешь, Сюзи? Это тебе плохо? Что случилось?

— Я плачу? — Сюзи поднялась с колен и села на стеганое покрывало. — Да, мне плохо. И мне придется побеспокоить тебя.

— Ой, Сюзи, что стряслось? — В одно мгновение руки Джуни обвились вокруг нее, и Сюзи стиснула их пылающими пальцами.

— Джуни, послушай! Я должна немедленно уйти — оставить вас на целый день. Я могу не вернуться до позднего вечера, до очень позднего, даже не знаю, как поздно. Я обещала твоей матери, что никогда не оставлю вас, но я должна… должна уйти.

Джуни посмотрела на ее возбужденное лицо окончательно проснувшимися глазами.

— Да я не скажу, ты же знаешь, бояка, — простодушно успокоила она ее.

Сюзи прижала ее к себе:

— Джуни, Джуни, дорогая! Я не это имела в виду. Конечно, ты можешь рассказать… должна. Я сама напишу твоей маме. Меня беспокоит, что необходимо уехать… уехать из Парижа… на целый день, когда Джорди немного кашляет и он останется лишь с бестолковой Анжелой, пока тебя не будет… и тебе одной придется идти в школу и отводить других. Но, Джуни, Джуни, я должна это сделать! — говорила она, плача и еще крепче стискивая ребенка.

Джуни Фалмер, на удивление по-взрослому понявшая положение и, несомненно, понявшая бы всякое положение, в какое ее могла поставить судьба, мгновение сидела неподвижно в объятиях Сюзи. Затем ловким движением освободила запястья и, откинувшись обратно на подушки, рассудительно сказала:

— У тебя никогда не будет собственной семьи и детей, если будешь так расстраиваться из-за чужих детей.

Несмотря на все душевное смятение, замечание вызвало смех у Сюзи.

— Собственная семья… я не заслуживаю собственной семьи, раз так веду себя с тобой…

Джуни подумала и объявила:

— Перемена пойдет тебе на пользу: она тебе необходима.

Сюзи встала и с улыбкой вздохнула:

— Совсем не уверена насчет пользы! Но тем не менее я должна! Только я беспокоюсь… и даже не могу оставить тебе мой адрес!

Джуни продолжала размышлять над ситуацией.

— Ты даже не можешь сказать, куда уходишь? — отважилась она спросить, словно не совсем уверенная в тактичности вопроса.

— Н-нет, не думаю, что могу; пока не вернусь. Кроме того, даже если бы могла, от этого было бы мало проку, потому что сама еще не знаю, какой у меня будет адрес.

— Но что за беда, если ты вечером вернешься?

— Конечно вернусь! Как ты только могла вообразить, что я способна оставить вас дольше чем на день?

— Я бы не испугалась… ну, не очень, потому что есть кочерга и водяной пистолет Ната, — поправилась Джуни все так же рассудительно.

Сюзи горячо обняла ее, потом обратилась к более практическим вещам. Она объяснила, что, если получится, хочет успеть на поезд в восемь тридцать, отходящий с Лионского вокзала, и что нельзя терять ни минуты, поскольку, прежде чем бежать к метро, нужно еще одеть и накормить детей и подробно расписать для Джуни и Анжелы, что и когда делать.

Купая Джорди и торопливо одеваясь сама, она не могла не удивляться столь исключительной заботе о своих подопечных. Она с раскаянием вспомнила о том, как часто бросала Клариссу Вандерлин на целый день, а то даже на два или три дня подряд — бедную Клариссу, которая, как она знала, была так незащищена, так доступна дурным влияниям. Она была слишком поглощена собственным ненасытным счастьем, чтобы постоянно думать о ребенке; но теперь, чувствовала она, никакие опустошающие страдания, никакое всепоглощающее счастье не заставило бы ее опять пренебречь подобными подопечными.

И потом, эти дети были настолько другими! Рафинированной Клариссе было предопределено стать жертвой ее окружения: ее расцветающая душа была отделена от Сюзи той же стеной непонимания, что стояла между Сюзи и миссис Вандерлин. Клариссе нечему было научить Сюзи, кроме как ужасу собственных жестко практичных ничтожных запросов; тогда как компания шумных, любящих поспорить Фалмеров была школой житейской мудрости и самопожертвования.