Эдит Уортон - Век невинности

Все эти мысли, нахлынувшие в столь поздний час, омрачили настроение молодого человека. К тому же Ачер прекрасно осознавал, что сомнениям, зародившимся в его душе, он обязан неожиданному возвращению графини Оленской. Вместо того, чтобы лелеять в душе светлые мысли и безоблачные надежды он, в самый знаменательный период своей жизни, втянут в скандальную историю; всплыли проблемы, о которых он предпочел бы вообще не думать.

«Какое мне дело до этой Элен Оленской?» — проворчал он, погасив огонь в камине и начиная разоблачаться. Ачер и в самом деле не понимал, почему ее незавидная судьба должна хоть как-то влиять на его собственную. Он смутно чувствовал, что треволнения, связанные с его намерением вступить в брак с Мэй Велланд, еще только начинаются.

А через несколько дней грянул гром. Супруги Ловелл Мингот разослали приглашения на прием, который устраивали в честь графини. Предполагалось нанять еще трех лакеев и подавать сразу несколько блюд, а между ними — румынский пунш. В верхнем углу каждой карточки они написали: «Прием в честь Элен Оленской.»

Все было подготовлено к встрече на высшем уровне, — в соответствии с традицией гостеприимных американцев оказывать иностранцам такие почести, словно они члены королевских семей или, по меньшей мере, послы иностранных держав.

Все гости прошли своеобразный «конкурсный отбор». Железная рука Кэтрин Великой просеивала их имена сквозь сито своих предубеждений, и посвященный без труда догадался бы, кто составлял список приглашенных. В него вошли супруги Сельфридж Меррис, которых всегда приглашали на все приемы (уж так повелось!), Бьюфорты, которых нельзя было не пригласить, мистер Силлертон Джексон со своей сестрой Софи (брат сам советовал ей, какие вечера следует посещать). Все это была респектабельная, состоятельная «молодежь»; а чтобы разбавить ее, была приглашена не менее представительная публика — Лоренс Лефертс, миссис Лефертс Рашворт (очаровательная вдова), Гарри Торли, Реджи Чиверс и Морис Дедженит с супругой (урожденной Ван-дер-Лайден).

Старой Кэтрин Мингот и в самом деле удалось блестяще составить список. Все приглашенные принадлежали к узкому кругу знакомых, которые во время долгой Нью-Йоркской зимы часто общались между собой. Они немало ценили общество друг друга.

Через сорок восемь часов случилось невероятное: все, за исключением Бьюфортов и старого мистера Джексона с сестрой, отклонили приглашения Минготов. Отказ был воспринят болезненно еще и потому, что Реджи Чиверс тоже принадлежал к клану Минготов, и все же он не счел возможным присутствовать на этом приеме. Сама по себе форма отказа была просто оскорбительна. Все писали, что весьма сожалеют, но не смогут быть. Они ничем не смягчили свой отказ, как того требовали правила этикета и элементарная вежливость. Они не стали пояснять в своих записках, что у них уже назначена другая встреча, — нет, они просто отказали.

В те дни светские люди Нью-Йорка были наперечет, и все, включая конюхов, лакеев и поваров прекрасно знали, кто куда выезжает и по каким дням. Таким образом, было совершенно очевидно, что приглашенные, приславшие свои отказы, не желают присутствовать на приеме в честь графини Оленской.

Это был совершенно неожиданный удар. Но Минготы, как всегда, спокойно отнеслись к поражению. Миссис Ловелл Мингот поведала в доверительной беседе о том, что случилось, миссис Велланд, а та, в свою очередь, все передала Ньюлэнду. Тот, оскорбленный до глубины души, позволил себе высказать вслух, в присутствии матери, все, что он думает по этому поводу; и та, после долгих внутренних колебаний, не показывая сыну, что тоже взволнована, решила внять его горячим просьбам (она это делала всегда) и, немедленно оценив ситуацию, с двойной энергией приступила к делу. Надев свою серую фетровую шляпу, она сказала: «Надо бы съездить к Луизе Ван-дер-Лайден.»

Нью-йоркское общество во времена Ньюлэнда Ачера напоминало гладкую пирамиду, в которой не было ни единой трещинки и на вершину которой, поэтому, невозможно было вскарабкаться. Эта пирамида стояла на достаточно прочном фундаменте, — он состоял из тех, кого миссис Ачер называла «простыми людьми»; подавляющее большинство представителей уважаемых семейств (Спайсеры, Леферты или Джексоны) вознеслись на ее вершину благодаря тому, что заключали удачные браки и вливались в кланы, которые правили бал.

Общество, как говаривала та же миссис Ачер, уже не то, что было раньше; и в самом деле, где уж тут сохраниться старым добрым традициям, если на одном конце Пятой Авеню обосновалась всемогущая Кэтрин Спайсер, а на другом — Джулиус Бьюфорт!