Эрнст Юнгер - Африканские игры

— Ви имеете плохой сердце!

Точно так же врач с первого взгляда отбраковал маленького Якоба, уставив на него палец и сказав:

— Ви слиском слабы!

В отношении меня у него, похоже, тоже возникло некоторое сомнение, но в конце концов он все-таки признал меня пригодным. Пауль Эккехард и Реддингер, напротив, полностью его удовлетворили. Вся процедура осмотра отняла у врача не больше четверти часа, после чего он удалился, передав солдату формуляры и направив нас в кассу.

Слово «касса» вызвало у Франке последний проблеск надежны. Но там сразу выяснилось, что ни для него, ни для кого-то еще о задатке не может быть и речи — в местах, где не спрашивают документов, деньги обычно экономят.

Чиновник, к которому мы пришли, ограничился тем, что оформил Реддингеру, Паулю и мне по проездному билету до Марселя и в качестве суточных на дорогу выдал каждому из нас по одной серебряной монете. Пауль и Реддингер скорчили кислые мины, Франке же разволновался чрезвычайно, больше всех. Он быстро повернулся ко мне и потребовал, чтобы я спросил у казначея, как же теперь быть ему. Казначей, который, видимо, понял вопрос так, что Франке боится трудностей с паспортом или выдворения из страны, вежливо ответил:

— Скажите этому господину, что он может спокойно идти, куда ему угодно.

Однако его ответ совершенно не успокоил Франке.

— Куда мне угодно, это в таких-то сапогах? Этот тип надо мной смеется? Но погоди-ка, — вдруг перебил он сам себя, — переведи ему, что мне угодно отправиться в Марсель!

Он, видимо, надеялся тоже получить билет, однако чиновник с той же любезностью ответил:

— Не имею ничего против — при условии, что вы отправитесь туда за свой счет или пешком.

С этими словами он, пожелав нам счастливого пути, закрыл дверь, и мы поплелись обратно в казарму.

Здесь Пауль устроил военный совет, обсудив сперва судьбу тех двоих, которые, согласно приговору врача, должны были остаться в Вердене. Всегда находивший выход из положения, он посоветовал им добраться до Нанси и там пройти второе — возможно, менее строгое — освидетельствование. Он, наверное, в первую очередь хотел добиться того, чтобы Франке взял на себя заботу о маленьком Якобе, который потерянно сидел на кровати и болтал ногами.

Я, собственно, считал это само собой разумеющимся: хотя бы потому, что одинокое странствие столь неискушенного парня по залитым дождем проселочным дорогам представлялось мне делом весьма рискованным. Но Франке думал иначе; ему, очевидно, были ненавистны любые обязательства. Искоса бросив на малыша презрительный взгляд, он проворчал, что не обязан играть роль няньки и что будет рад, если в это время года и в таких сапогах сам, в одиночестве, добредет до Нанси.

Его замечание навело меня на мысль предложить ему свой дождевик, без которого, как мне думалось, в Африке я прекрасно обойдусь. Франке, уже неоднократно бросавший на сей предмет туалета завистливые взгляды, кинулся на него, как коршун; и, после того как он дал клятвенное обещание взять покровительство над маленьким Якобом, Пауль формально доверил ему паренька. Франке тотчас облачился в дождевик и, хотя в помещении было очень тепло, не снимал его ни за едой, ни перед тем как лечь спать; плащ был отныне так же неотделим от него, как собственная кожа.

Удостоверившись, что этот пункт повестки дня выполнен, Пауль обратился к нам с Реддингером и попросил передать ему наши монеты, поскольку он хотел сам позаботиться о запасах в дорогу. Потом он исчез и вернулся только в сумерках — с буханкой хлеба, банкой говядины и двумя пачками темного табака «Капрал». Все это он выпросил у поваров, для которых устроил в кухне маленький концерт, играя на губной гармошке. Такие способности — натуральный капитал, ни на одной границе не облагаемый пошлиной. Деньги же Пауль целиком употребил на покупку огромной стеклянной бутыли, наполненной желтым вином, — пузатой и с маленьким выгнутым сливом на горлышке.

Увидев этот набор продуктов, нельзя было не вспомнить присказку о «таком крошечном кусочке хлеба к такой прорве вина» — да только нам она не показалась смешной.

Пауль уложил хлеб и мясо в мой рюкзак, который вместе с бутылью предусмотрительно разместил на своей кровати: то ли потому, что не доверял Реддингеру, который, дьявольски ухмыляясь, уже бросал на бутыль алчные взгляды, то ли по какой-то иной причине.

Вечером Пауль незаметно отозвал меня в сторону и сунул мне в руки тонкий пакетик.