Эдит Уортон - В доме веселья

— Что происходит, мисс Лили? Вам плохо?! — воскликнул он, и она заставила губы растянуться в мертвенно-бледной улыбке.

— Я немного устала, но это чепуха. Постойте со мной минутку, — попросила она неуверенно. (Подумать только, она просит Роуздейла!)

Он посмотрел на грязный и подозрительный угол, у которого они стояли, где над головой грохотали и лязгали вагоны надземки, отдаваясь ужасным эхом в ушах.

— Мы не можем оставаться здесь, но позвольте мне напоить вас где-нибудь чаем. До «Лонгворта» всего несколько шагов, и там в это время никого нет.

Чашка чая в тишине, вдали от шума и уродства, на миг показалась единственным утешением, которое Лили могла вынести. Несколько шагов, и они очутились у дверей названной гостиницы, а мгновение спустя Роуздейл уже сидел напротив нее и официант ставил между ними поднос с чаем.

— Может, каплю коньяка или виски сначала? Вид у вас совсем измученный, мисс Лили. Ну, заварите чай покрепче, официант, и принесите подушку под спину леди.

Лили слегка улыбнулась приказу заварить чай покрепче. Это было искушение, которому она сопротивлялась с трудом. Ее тяга к сильным стимуляторам вечно конфликтовала с постоянным желанием уснуть — полуночная страсть, которую мог удовлетворить только флакон под рукой. Но сегодня, во всяком случае, чай должен был быть как можно крепче: что же еще наполнит теплом и решимостью пустые артерии?

Когда она откинулась на спинку стула, веки уже опускались в полной апатии, но первый глоток тепла вернул оттенки жизни ее лицу. Роуздейл снова испытал мучительное удивление перед ее красотой. Тени усталости под глазами, болезненные голубые ниточки на висках очертили яркий блеск волос и губ, как будто вся ее жизненная сила прилила именно туда. На фоне скучно-шоколадного цвета обоев ресторана чистота ее лица выделялась так, как никогда не случалось даже в самых ярко освещенных бальных залах. Он смотрел на нее с неприятным опасением, как будто ее красота была сродни забытому врагу, долго лежавшему в засаде, а теперь заставшему его врасплох.

Чтобы разрядить напряжение, он попытался взять легкомысленный тон:

— Однако, мисс Лили, я не видел вас целую вечность. Я не знаю, что с вами произошло.

Но, произнеся это, Роуздейл уже останавливал себя, с неловкостью понимая, что подобный тон может далеко завести. Хотя он не виделся с ней, он слышал многое, знал о ее связи с миссис Хэтч и последовавших слухах. Когда-то он усердно вращался в окружении миссис Хэтч и столь же усердно избегал его теперь. Лили, восстановившая благодаря чаю обычную ясность ума, легко читала его мысли и отозвалась с легкой улыбкой:

— Вы вряд ли могли что-нибудь прослышать, я присоединилась к рабочему классу.

Он смотрел на нее с неподдельным изумлением:

— Что вы имеете в виду? Что, черт побери, вы сделали?

— Учусь на модистку… по крайней мере пытаюсь учиться, — поспешно уточнила она.

Роуздейл даже присвистнул от удивления:

— Бросьте. Вы шутите, не так ли?

— Совершенно серьезно. Я должна зарабатывать себе на жизнь.

— Я понимаю, я думал, что вы с Нормой Хэтч.

— Вы слышали, что я была ее секретарем?

— Что-то в этом роде, полагаю.

Он наклонился, чтобы снова наполнить ей чашку.

Лили догадалась, что тема эта для него довольно щекотливая, и, взглянув на него, вдруг сказала:

— Я ушла от нее два месяца назад.

Роуздейл продолжал неуклюже вертеть в руках чайник, и она поняла — он наверняка слышал, что о ней говорят. Но о чем вообще Роуздейл не слышал?

— Но разве это была не тихая гавань? — поинтересовался он в попытке взять непринужденный тон.

— Слишком тихая, словно тихий омут.

Лили положила руку на стол, вглядываясь в Роуздейла пристально, как никогда. Импульс, с которым невозможно было совладать, потребовал исповедаться именно этому человеку, от любопытства которого она так яростно всегда защищалась.

— Вы же знаете миссис Хэтч, полагаю? Так вот, возможно, вы понимаете, как она чересчур облегчает жизнь окружающим.

Роуздейл выглядел слегка озадаченным, и Лили вспомнила, что иносказания не были его сильной стороной.

— Это место было вас недостойно, так или иначе, — согласился он, погружаясь в свет ее открытого взгляда и утопая в неведомых доселе глубинах интимности; он всегда кормился косыми взглядами, взглядами, которые вспорхнут и тут же спрячутся в укрытие, а сейчас увидел в глазах, устремленных к нему, задумчивую пристальность и был почти ослеплен.