Оливер Голдсмит - Вэкфильдский священник

— Скажите, чтобы подождалъ, воскликнулъ нашъ гость, — покудая найду время его принять! — и, обращаясь къ моему сыну, продолжалъ:- И такъ, сэръ, оказывается, что вы во второй разъ провинились въ томъ самомъ преступленіи, за которое я уже разъ объявлялъ вамъ строгій выговоръ, а теперь законъ готовитъ вамъ справедливое наказаніе. Вы, можетъ быть, воображаете, что, рискуя собственною жизнію, имѣете право располагать жизнію ближняго? Но какая же разница между дуэлистомъ, ставящимъ на карту свое пустое существованіе, и обыкновеннымъ убійцей, который убиваетъ навѣрняка? Развѣ шуллеръ, который плутуетъ, можетъ оправдаться тѣмъ, что сперва выложилъ и свои деньги на столъ?

— О, сэръ! воскликнулъ я, — кто бы вы ни были, сжальтесь надъ бѣднымъ, сбитымъ съ толку созданіемъ! То, что онъ сдѣлалъ, предпринято имъ не по собственному почину, а по настояніямъ несчастной матери, которая заклинала его своимъ благословеніемъ отомстить за семейную честь. Вотъ, сэръ, и то письмо, которое она писала ему по этому поводу: оно докажетъ вамъ ея безразсудство и, быть можетъ, уменьшитъ его вину.

Онъ взялъ письмо, прочелъ его и сказалъ:

— Ну, это хоть и не можетъ вполнѣ оправдать его, однакожъ, дѣйствительно уменьшаетъ виновность его и дозволяетъ мнѣ простить его. Ну, сэръ, продолжалъ онъ, добродушно взявъ моего сына за руку, — я вижу, что вы очень удивились, заставъ меня тутъ; однако, я и прежде нерѣдко заглядывалъ въ тюрьмы, да еще по менѣе интереснымъ поводамъ. Сегодня я явился сюда затѣмъ, чтобы оказать правосудіе человѣку, возбуждающему глубочайшее мое уваженіе. Я въ теченіе долгаго времени былъ непризнаннымъ свидѣтелемъ добрыхъ дѣлъ твоего отца: подъ его скромною кровлей пользовался уваженіемъ, безъ примѣси лести, и у его веселаго семейнаго очага испыталъ такое счастіе, какого не отыщешь ни въ какихъ дворцахъ. Я далъ знать моему племяннику, что отправляюсь сюда и буду его ждать здѣсь; какъ видно, онъ уже и пріѣхалъ. Будетъ лучше для васъ — и для него не такъ обидно, — если мы не осудимъ его безо всякаго суда. Коли онъ виноватъ, то долженъ исправить свою вину; кажется, я безъ хвастовства могу сказать, что никто еще не обвинялъ въ несправедливости сэра Уильяма Торнчиля.

Оказалось, что этотъ добрый знакомый, котораго мы всѣ привыкли считать забавнымъ и безобиднымъ чудакомъ, никто иной, какъ знаменитый сэръ Уильямъ Торнчиль, о добротѣ и странностяхъ котораго всѣ разсказывали чудеса. Нашъ бѣдный мистеръ Борчель былъ въ дѣйствительности богатѣйшій и знатный человѣкъ: его рѣчи почтительно выслушивались въ высшихъ сферахъ, а его мнѣнія вліяли на направленіе партій; онъ былъ доброжелателемъ моего отечества, но вѣрнымъ сподвижникомъ короля. Бѣдняжка жена моя, вспомнивъ, какъ безцеремонно она съ нимъ обращалась, чуть не упала въ обморокъ со страху; а Софія, такъ недавно еще считавшая его своимъ суженымъ, и видя какъ судьба высоко вознесла его сравнительно съ ея скромною долей, не могла удержать слезъ.

— Ахъ, сэръ, говорила моя жена, глядя на него жалостно, — какъ мнѣ теперь выпросить у васъ прощенія? Подумать только, какъ я обидѣла васъ въ послѣдній разъ, какъ вы изволили почтить насъ своимъ посѣщеніемъ! И опять же, какія дерзкія шутки я себѣ позволяла противъ васъ… Ну, ужъ этого, сэръ, вы ни за что мнѣ не простите!

— Э, дорогая моя леди, возразилъ онъ, улыбаясь, — что за бѣда! Вы шутили, а я отшучивался. Да вотъ всю компанію призываю разсудить насъ: чьи шутки были удачнѣе, ваши или мои? По правдѣ сказать, я сегодня что-то совсѣмъ не расположенъ ни на кого сердиться, — кромѣ того нахала, впрочемъ, который такъ напугалъ давеча мою дорогую дѣвочку. Я даже не успѣлъ хорошенько разсмотрѣть его наружность, чтобы выставить его примѣты въ заявленіи. А вы, Софія, скажите-ка мнѣ, милочка, можете ли его признать, если увидите?

— Право, сэръ, не могу сказать навѣрное, отвѣтила она:- помню только, что у него надъ бровью большой шрамъ.

— Прошу извинить, сударыня, вмѣшался бывшій тутъ же Дженкинсонъ: — будьте такъ добры, припомните, у этого человѣка не парикъ, а свои собственные рыжіе волосы?

— Да, кажется, такъ, сказала Софія.

— А ваше сіятельство, продолжалъ Дженкинсонъ, обращаясь къ сэру Уильяму, — не изволили замѣтить, какъ длинны у него ноги?

— Не знаю, длинны ли онѣ, отвѣчалъ баронетъ, — а знаю, что очень прыткія, потому что онъ меня перегналъ; а это немногимъ удавалось до сихъ поръ.

— Позвольте, ваше сіятельство, воскликнулъ Дженкинсонъ:- я знаю этого человѣка; навѣрное онъ и есть — самый лучшій бѣгунъ во всей Англіи. Онъ перегналъ даже Пинуайра въ Ньюкэстлѣ. Его зовутъ Тимофей Бакстеръ. Я его очень хорошо знаю, а также и то, гдѣ его теперь найти. Если вашему сіятельству угодно будетъ приказать господину смотрителю послать меня съ парою сторожей, я берусь черезъ часъ доставить Бакстера сюда.