Лев Николаевич Толстой. Полное собрание сочинений. Том 42

— Но все-таки ушел. Можно же.

— Да, но за неудачу палки, смерть.

Она задумалась, и прекрасные глаза ее обратились внутрь.

Весь вечер она молчала.

Казнь эта, по рассказу Росоловского, который, в числе всех замешанных в этом деле, должен был присутствовать при ней, — казнь эта, прежде всего, была совершена над шестью человеками, которые были приговорены к 7000 ударов палок, таких палок, которые по положению (о палках тоже были высочайше утвержденные положения) должны были быть не толще и не тоньше того,чтобы три могли входить в дуло ружья. Два батальона солдат, около 1000 человек, должны были, вытянувшись длинной улицей, стоять с палками и бить по оголенной спине тех людей, которые были виноваты в том, что хотели избавить свою родину от 174 174 Зачеркнуто: позора. страданий и позора.

Два унтер-офицера тащили одного за другим людей виновных в этом, привязанных руками к прикладам ружей, между солдат с палками. А солдаты ничего не знающие ни про Польшу, ни про раздел ее, должны были, по приказанию начальников бить палками по голой спине этих несчастных людей.

Прежде привели тех пятерых, которые должны были пройти через 7000 палок, поставили их среди солдат и начали водить одного за другим. Те, которых еще не били, но будут бить, должны были смотреть, как эти, обливаясь кровью, падали и их уносили полумертвых куда-то туда, где они и умирали.

— Первого повели Шакальского, этого чистого, святого человека, друга всех бедных, — рассказывал Росоловский. — За ним шел доктор и всё время говорил содатам: «Пожалейте, не бейте, он больной, слабый». Но солдаты все-таки били. Им нельзя было не бить, потому что сзади солдат ходили офицеры и били тех, кто слабо бил. Я не мог смотреть, слышал только удары и стоны. Долго это продолжалось — я думаю, час. Всё «вжик, вжик и ох, ох», и доктор: «тише, не бейте». Я слышал эти звуки, когда приближались ко мне, ровнялись и потом отдалялись.

В это самое тяжелое для Мигурских время 175 175 Зач.: лета 37 года. прибыл в Уральск поляк Росоловский, замешанный в грандиозном плане возмущения и побега, устроенного в то время в Сибири ксендзом Сироцинским.

Росоловский так же как и Мигурский, так же как и тысячи людей, наказанных ссылкою в Сибирь за то, что они хотели быть тем, чем родились, — поляками, был замешан в этом деле, наказан за это розгами и отдан в солдаты того же батальона, где был Мигурский. Росоловский, бывший учитель математики, был длинный, худой человек, с впалыми щеками и нахмуренным лбом и говорил спокойным и медленным басом.

В первый же вечер посещения Росоловским Мигурских, он, естественно, рассказывал про дело Сироцинского. Дело состояло в том, что Сироцинский организовал по всей Сибири тайное общество, цель которого состояла в том, чтобы с помощью поляков, зачисленных в казачьи и линейные полки, освободить всех каторжных, поднять поселенцев, захватить в Омске артиллерию и...

—Да разве это было возможно? — спросил Мигурский.

— Очень. Всё было обдумано, и Сибирь была в наших руках. К весне должно было начаться движение одновременно всюду. Было обдумано всё до мельчайших подробностей. В случае успеха Сибирь отделялась от России и становилась самостоятельной. В случае же неуспеха все заговорщики бежали в киргизскую степь, в Ташкент, в Бухару, оттуда в английскую Индию.

Всё было обдумано и успех был верный, если б не изменили два человека. Выдали начальству. Начались аресты, и всё пропало.

— Чем же кончилось? — спросила Альбина.

— Смертью, — отрывистым басом сказал Росоловский.

— Казнили? — спросил Мигурский.

— Да, как они казнят. Палками. 7000 палок.

— Да неужели?

— Я видел, — сказал Росоловский, и медленным басом, всё больше и больше хмурясь, стал рассказывать про казнь, при которой он присутствовал.

Казнь эта, по рассказу Росоловского, была ужасна. Прежде других казнили тех шесть человек, которые были приговорены к 7000 ударов палок, которые по положению (о палках были тоже высочайше утвержденные положения) должны были быть не толще и не тоньше того, чтобы три могли входить в дуло ружья. Два батальона солдат, около 1000 человек, должны были, вытянувшись длинной улицей, стоять с такими палками и бить по оголенной спине тех людей, которых два унтер-офицера вели мимо них привязанных к прикладам ружей.

Первого повели доктора Шакальского, друга Сироцинского и одного из главных учредителей заговора. Шакальский этот, по рассказу Росоловского, был святой самоотверженный человек, обожаемый всеми, даже русскими, среди которых он жил и которым во всякое время дня [и] ночи подавал врачебную помощь.