Лев Николаевич Толстой. Полное собрание сочинений. Том 42

— Альбина! ничего, Альбина! Ничего, — повторял он, не зная, чем успокоить ее.

— Вот так прах детей, — улыбаясь, проговорил помощник полицмейстера. — Какого молодца в гроб запихали. Он вам кто? — обратился он к ней.

Альбина не отвечала ему.

— Кто? Как? кто узнал?

— Казак 196 196 Зачеркнуто.: присягу помнит донес, — сказал полицмейстер. — Ну, ведите его. Пожалуйте и вы, сударынька.

Альбина, 197 197 Зач.: ничего не отвечала, не трогаясь с места, с ужасом оглядывалась вокруг себя. У тарантаса, закрыв лицо руками, рыдала Людвига, позади тарантаса стоял казак и, мрачно насупив брови, смотрел себе на ноги.

Как ни мучительна была для нее в эту минуту ненависть ко всем этим ужасным людям, как ей казалось, наслаждающимся ее страданиями, — ее отчаяние перед потерей всякой надежды спасения и страх за своего мужа были еще сильнее.

Она пронзительно вскрикнула и, подбежав к мужу, обняла его за шею.

— Вместе. Всё вместе, — кричала она. — Что ему, то и мне. — И, прижавшись к нему, она затихла, вся трясясь от рыданий.

Мигурского судили и приговорили за побег к прогнанию сквозь 1000. Альбина выхлопотала помилованье. Его сослали в Сибирь. Альбина прожила в Сибири недолго. Она начала чахнуть. Ничего уже не предпринимала, прося прощения у мужа и у бога, которому непрестанно молилась.

Альбина подъехала к гостинице в самом восторженно-счастливом состоянии. Всё удавалось. Теперь оставалось самое легкое: перенесть ящик на лодку косовушку, а Жозе в мужицком платье войти в лодку.

Солнце играло по огромному разливу. Лес мачт виднелся из-за берега, и паруса белели по играющей на солнце воде.

Она въехала прямо на двор. Около того места, где был тарантас, стояла толпа народа. Сердце перестало биться. Она быстро вошла в середину толпы и, в первую минуту, не поверила своим глазам: Жозя в кандалах на руках и ногах стоял над ящиком между двумя солдатами и жалостно смотрел на нее.

— Альбина! Ничего. Альбина! Ничего, — повторял он, не зная, чем успокоить ее.

У тарантаса, закрыв лицо руками, рыдала Людвига, позади тарантаса стоял казак и, мрачно насупив брови, смотрел себе на ноги.

— Вот так прах детей! — улыбаясь, проговорил помощник полициймейстера. — Какого молодца в гроб запихали. Он вам кто? — обратился он к ней.

Альбина схватилась за грудь и замерла, не отвечая.

— Казак донес, — сказал Мигурский.

Альбина,не трогаясь с места, с ужасом оглядывалась вокруг себя.

Как ни мучительна была для нее в эту минуту ненависть ко всем этим ужасным людям, как ей казалось, наслаждающимся ее страданиями, ее отчаяние перед потерей всякой надежды спасения и страха за своего мужа было еще сильнее. Она пронзительно вскрикнула и, подбежав к мужу, обняла его за шею.

— Вместе! Всё вместе, — кричала она. — Что ему, то и мне, — и, прижавшись к нему, она затихла, вся трясясь от рыданий.

Мигурского судили и приговорили за побег к прогнанию сквозь 1000. Альбина выхлопотала помилование. Его сослали в Сибирь. Альбина прожила в Сибири недолго. Она начала чахнуть. Ничего уже не предпринимала. Прося прощения у мужа и у бога, которому непрестанно молилась.

Когда Альбина, в своем восторженно-веселом настроении, уверенная в том, что теперь всё кончено и они через несколько дней будут свободны, вошла во двор постоялого, она была удивлена скоплением народа в воротах и под 198 198 Зачеркнуто: сар[аем] навесом.

Она вошла в середину толпы и, в первую минуту, не поверила своим глазам: Мигурский, в кандалах на руках и ногах, стоял у тарантаса между двумя солдатами и жалостно смотрел на нее.

— Альбина! Ничего, Альбина! Ничего, — повторял он, не зная, чем успокоить ее.

— Вот так прах детей, — улыбаясь проговорил помощник полициймейстера. — Какого молодца в гроб запихали. Он вам кто? — обратился он к ней.

Альбина не отвечала.

— Эта особа везла его? — обратился полициймейстер к казаку, стоявшему позади его и мрачно уныло смотревшему на свои ноги.

— Она самая, — проговорил казак и взглянул на ее своими добрыми глазами.

— За что? За что? — вскрикнула она и, побежав к мужу обняла его за шею. — Вместе. Всё вместе, — кричала она. — Что ему, то мне, — и, прижавшись к нему, она затихла, вся трясясь от рыданий.

Мигурского судили и приговорили за побег к прогнанию сквозь 1000 и поселению в Сибирь. Альбина прожила с ним еще три года. Свет, сиявший в ней и радовавший людей, входивших с ней в сношения, потух навсегда. Она не могла понять: зачем?за что эта жестокость? и медленно умирала и радовалась, что она уходит из этого бессмысленного, жестокого мира.