Джером Сэлинджер - Девчонка без попки в проклятом сорок первом

Молодой человек, сидевший позади Барбары на стадионе, где шли соревнования по хай-алай, вдруг наклонился к ней и спросил, не чувствует ли она себя неважно и не нужно ли проводить ее обратно на корабль. Барбара повернулась, посмотрела на него оценивающе и сказала, что, пожалуй, да, спасибо, что у нее разболелась голова и это, правда, будет страшно любезно с его стороны. Они вмести встали, вышли на улицу и добрались до корабля сначала на такси, а потом на лоцманском катере. Но прежде чем уйти в свою каюту на палубе В, Барбара, сильно смущаясь, сказала своему провожатому:

– Послушайте, я только проглочу аспирин или еще что. Мы можем встретиться на палубе, где играют в шаффлборд. Знаете, на кого вы похожи? На того парня, который все снимался в боевиках с Диком Пауэллом и Руби Килером и… когда я была маленькая. Потом никогда его не видела. Так вот, я только проглочу аспирин. Если, конечно, у вас нет других дел…

Молодой человек прервал ее многословными заверениями, что никаких других дел у него нет. Тогда Барбара побежала в свою каюту. Вечернее платье в красно-синюю полоску облегало ее очень юную, прелестно-угловатую фигурку. Должно было пройти еще несколько лет, чтобы ее фигурка из прелестно-угловатой превратилась в просто прелестную фигурку.

Молодой человек – его звали Рэй Кинселла и он состоял в Подкомитете увеселительных мероприятий судна – ждал Барбару на прогулочной палубе у поручня левого борта. Почта все пассажиры развлекались на берегу, и стоять тут в тишине при лунном свете было потрясающе хорошо. Ночь поглотила все звуки, кроме мягкого плеска воды гаванского порта о бока корабля. Сквозь лунную дымку был виден "Кунгсхольм", сонный и роскошный, вставший на рейд всего в нескольких футах за их кормой. Вдалеке, почти у берега, белела стайка маленьких парусных лодочек.

– Вот и я, – объявила Барбара.

Молодой человек, то есть Рэй, обернулся.

– О, вы переоделись.

– Вам не нравится белое? – выпалила Барбара.

– Очень даже. Просто чудесно, – сказал Рэй. Девушка смотрела на него чуть близоруко, и он догадался, что дома она, должно быть, носит очки. Он взглянул на свои наручные часы. – Послушайте. Через минуту уходит катер. Не хотите опять рвануть на берег и немножко поболтаться? В смысле, вам уже лучше?

– Я приняла аспирин. Если у вас нет других дел, ответила Барбара. – Мне не очень хочется оставаться на корабле.

– Тогда скорее, – сказал Рэй и взял ее за руку.

Барбаре пришлось бежать, чтобы не отстать от него.

– Ух ты, – выдохнула она, – какой у вас рост?

– Шесть футов четыре дюйма. Еще побыстрее. – Катер слегка покачивался на тихой воде. Рэй подхватил Барбару под мышки, осторожно передал лоцману и сам спрыгнул в лодку. Это несложное упражнение привело в беспорядок единственную длинную прядь его черных волос и вздернуло спинку белого смокинга. Он оправил смокинг, и в его руке мгновенно оказалась карманная расческа. Юноша только раз провел ею по волосам, старательно приглаживая их ладонью другой руки. Затем он осмотрелся. Кроме Барбары, его самого и лоцмана на катере находилось всего три человека: стюардесса с палубы А, очевидно, спешившая на свидание с каким-нибудь морячком, и двое туристов – супруги средних лет, которых Рэй знал в лицо, но не по имени – они, как ему было известно, каждый день играли на бегах. Катерок рванулся с места, и Рэй поддержал Барбару, тут же забыв о попутчиках.

Однако туристка стала с интересом поглядывать на Барбару и Рэя. Это была шикарно, безупречно седовласая дама в вечернем закрытом платье, отделанном дорогим шитьем под стать ее массивному бриллиантовому кольцу грушевидной формы и бриллиантовому браслету. Ни один здравомыслящий человек не решился бы судить о ее происхождении, основываясь на внешности. Она могла, много лет назад, расхаживать, прямая, как струнка, по бродвейским подмосткам,, обмахиваясь веером из страусовых перьев и распевая: "Красавица-девчонка, как музыка, пленяет", или что-нибудь в том же страусино-веерном роде. Она могла быть дочерью посла и дочерью пожарника. Она могла долгие годы служить секретаршей у собственного мужа. Только второсортные красотки видны, как на ладошке, а тут и гадать было бессмысленно.

Внезапно она обратилась к Барбаре и Рэю:

– Правда, божественная ночь?

– Да, правда, – сказал Рэй.

– Вам ведь хорошо? – спросила дама Барбару.