Шамай Голан - Последняя стража

И тут он увидел, как по лицу директрисы расплылась счастливая улыбка. Она нащупала то, что искала. Нашла. Обнаружила. Мальчику показалось даже, что мешки под глазами пани Сары стали вдвое меньше и что почти исчезли глубокие, как рытвины, морщины на ее лице.

И все-таки… еще несколько секунд Хаймек колебался. Но затем, вспомнив публичную капитуляцию Антека, смирился с неумолимой действительностью. Да еще эта пани Ребекка здесь со своими длинными стальными пальцами.

Он опустил голову и сдался. Засунул руку за пазуху. Вытащил кость. Протянул ее пани Саре. И сказал:

– Это – все.

Железный захват бедер тут же ослаб. Заветная кость беззащитно покоилась на ладони. Толстые сильные пальцы как-то ласково исследовали каждый изгиб. Привалившись к стене, Хаймек не без удивления смотрел на пальцы директрисы. И за ее глазами, не отрывавшимися от того, что лежало на ее ладони.

– Когда-то я была медсестрой, – сказала пани Сара. – Я… хотела стать врачом. Я… была бы хорошим врачом. По крайней мере, так сказал мне профессор Каплан.

Она вздохнула.

– Это человеческая кость, Хаймек, – сказала пани Сара.

– Основная, – сказал Хаймек, вспомнив слова бородача.

– Может быть, – согласилась директриса. – Это – первый шейный позвонок… Очень может быть…

…Они стояли вдоль длинного стола, на котором был простерт покойник. Пахло формалином. Скальпель в длинных пальцах профессора Каплана казался кистью художника. Она помнила, как влюбилась в него с первого взгляда и дала себе слово стать такой же, как он… даже сейчас она почувствовала, как душа ее переполняется былым восторгом. Профессор Каплан… что с ним стало? Говорили, что всех евреев-врачей увезли в Освенцим…

По анатомии профессор Каплан поставил ей высшую оценку.

– У вас талант, Сара, – ласково сказал он неуклюжей студентке. – Помните об этом…

Она снова перевела взгляд на свою ладонь.

– Это был мужчина, – сказала она. – Очень молодой. Почти мальчик. Как жаль, что мы никогда ничего о нем не узнаем.

Она помолчала.

– Пани Ребекка… проводите его обратно. Иди, Хаймек.

И железная рука пани Ребекки вывела мальчика из купе.

Тошнить его начало сразу. Он словно приклеился к подоконнику. Брызги отскакивали от стекла, попадая ему в лицо, но он даже не замечал их. Потом он глотал освежающий ветер, убиравший изо рта ужасный привкус рвоты.

Потом наступил какой-то провал в памяти.

Придя в себя, он понял, что сидит на полу, а пани Ребекка держит его за руку свободной своей рукою, поглаживая его мокрый лоб.

От руки воспитательницы пахло горьким миндалем. Он поднял на пани Ребекку глаза:

– Пани Ребекка… Вы на меня не сердитесь?

Она ответила, чуть запнувшись:

– Наверное… это должно было случиться. Рано или поздно. Ты… очень повзрослел… а мы все этого не заметили. Мы все. И ты, Хаймек… ты не обижайся на нас. И на пани Сару.

Хаймеку вдруг стало легко-легко. Словно его омыло волшебной водой. И вода эта унесла всю боль и грязь его жизни.

– Я… больше… ну, я больше не буду ненавидеть никого… и Натана тоже. И если ему нужна кость – пусть берет. Мне она больше не нужна.

И он стряхнул с ладоней что-то невидимое.

Они стояли у полуопущенного окна. Рука пани Ребекки лежала на плече Хаймека. Ветер смешивал их волосы. Это было для Хаймека тоже совершенно новое ощущение – ощущение отросших волос. Раньше, в Ташкенте, месяцами он ходил с обритой – лучшее средство от вшей, головой. Теперь им разрешили отрастить их.

Он провел рукой по макушке и улыбнулся.

Пани Ребекка показала на быстро приближающийся огромный ржавый резервуар, испещренный белыми буквами.

– Пожалуйста, Хаймек… – сказала она, словно извиняясь за что-то. – Пожалуйста, прочти, что там написано. Уже темновато… а я забыла свои очки. Хаймек чуть прищурился и без труда прочел:

ВАША РОДИНА ПРИВЕТСТВУЕТ ВАС! ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!

И снова радостное чувство охватило Хаймека. Все-таки как хорошо возвращаться домой, где даже ржавый бак приветствует тебя такими словами…

Он уже хотел поделиться своей радостью с пани Ребеккой, как его острый взгляд разглядел другую надпись, чуть пониже первой:

ЖИДЫ! УБИРАЙТЕСЬ В ПАЛЕСТИНУ!!

– Как хорошо вернуться домой, – донесся до него шепот пани Ребекки.

И Хаймек впервые порадовался, что из-за своей близорукости пани Ребекка не могла прочитать ни больших, ни маленьких букв.

Детдом пустел. Один за другим уходили из распределителя друзья Хаймека, и так же исчезали один за другим. Исчезали по-разному – одни отводя глаза и пряча лица от тех, кто еще оставался, тайком, другие наоборот – открыто, выпячивая от гордости грудь. Так, не попрощавшись ни с кем, исчезла пани Сара… и пани Ребекки больше не было с ними. Родители, после долгой разлуки обретшие своих детей, крепко сжимали их в своих объятьях и уже не выпускали даже в кабинете директора распределителя. В один из вечеров пришла мать Натана. У Натана теперь был новый отец.