И тогда, конечно, Ирма захотела узнать, как ему удалось увидеть такие вещи? Он с трудом увильнул от ответа. Он не мог сказать: «Геринг захватил меня, чтобы я рассказал об этом Хеллштайнам, за это выпустит Фредди». В самом деле, не нужно было упоминать о Фредди вообще, было ясно, что Ирме он не интересен, она не задала ни единого вопроса о нём. Единственное, что её волновало сейчас, это иметь мужа без необходимости сходить с ума от страха. Она смотрела на Ланни теперь, как если бы он был чужим. Как, впрочем, он и был им, по крайней мере, одна часть его, новая жесткая и непоколебимая часть, желающая идти своим собственным путем и много не говорить об этом.
— Я должен оказать Оливье Хеллштайн любезность и рассказать ей, что я знаю. И я думаю, это гуманно попытаться спасти бедного старого джентльмена в Берлине, если я смогу.
Вот так! Он собирается спасать людей! Одного за другим. Людей, которые Ирме безразличны. Он больше заинтересован в спасении Соломона Хеллштайна, чем в спасении спокойствия своей жены и их любви, которая также попала в камеру пыток!
VI
Сцена, которая произошла в элегантном и роскошном доме мадам де Бруссай, была такой же болезненной, как её предвидел Ланни. Там присутствовала крупная и величественная мать Иерусалима, которая когда-то осматривала его через усыпанный бриллиантами лорнет, чтобы понять, был ли он достоин стать родоначальником линии Хеллштайнов. Был Пьер Хеллштайн, отец семейства, полноватый, как его брат в Берлине, но моложе, умнее, с выкрашенными усами. Была Оливье, восточная красотка в полном расцвете. Она считала Ланни романтической фигурой, когда была девушкой, эта идея так и до сих пор осталась в глубине ее души. Она была замужем за французским аристократом, гоем, который не считал своим долгом присутствовать. Вместо него были два брата, глубоко обеспокоенные молодые деловые люди.
Ланни рассказал им о страшной сцене, которой стал свидетелем, не жалея подробностей. И они в свою очередь не пощадили его, сделав его свидетелем их плача, стонов и выкручивания рук. Они были потомками людей, которые создали Стену Плача в своей столице для публичной демонстрации скорби. Так, вероятно, они находили облегчение, громко выражая свои чувства. Ланни обнаружил, что это его не оттолкнуло. Напротив, он, казалось, и сам чувствовал то же самое. Слезы потекли по его щекам, и он с трудом говорил. Ведь он был зятем еврея, родственником семейства, хорошо известного Хеллштайнам. Он поехал в Германию, чтобы попытаться спасти члена их расы, и рисковал своей жизнью, Лучшей рекомендации ему иметь было и не надо. Он сказал им, что ожидал быть следующей жертвой на скамье для истязаний, но был спасен только по удачному стечению обстоятельств. Его друг офицер узнал о его бедственном положении и прибыл вовремя, чтобы вызволить его. Они не сочли эту историю неправдоподобной.
Ланни не стал ждать их решения на выплату выкупа нацистам. Он предположил, что это может потребовать времени и телефонных переговоров с другими столицами, а это было не его делом. Они спросили, является ли конфиденциальной история, которую он им рассказал. Он ответил, ни в коей мере. Он считал, что общественности следовало бы знать, что происходит в Нацилэнде, но он сомневается, что публичность воздействует на вымогателей. Оливье, между всхлипами плача, поблагодарила его несколько раз за его приход к ним. Она считает его самым храбрым и добрым человеком, которого она когда-либо знала. Ланни было жаль, что это было сказано в отсутствии его жены, но потом он решил, что это не смогло бы помочь. Ничто не поможет, если только не вести себя как подобает светскому человеку, а это, казалось, становится все труднее и труднее.
VII
Ланни выполнил свои обязанности, и у него было время добиться расположения своей жены и попытаться восстановить ее душевное спокойствие. Когда она поняла, что он увиливает от рассказа своей истории, ее любопытство усилилось. Ему пришлось составить мягкий вариант своей истории, основанный на его плане выкупить Фредди из Дахау, который Ирма знала. Он рассказал, что он и Хьюго были арестованы, и он был помещён в очень дружелюбную городскую тюрьму в Мюнхене. Он рассказал подробно о том месте и сделал рассказ полностью убедительным. Его беда была только в том, что ему не давали общаться с внешним миром. Именно это было рассказано в связи с Кровавыми чистками. Ирма сказала, что газеты в Англии были полны такими подробностями, что она считала себя вдовой.
Читать дальше