Елизавета Дворецкая - Ольга, княгиня зимних волков

Равдан по очереди обнялся с обоими вилькаями и, поклонившись Ведьме-рагане, пустился в путь. Идти было не очень далеко: можно за день добраться. Равдану не хотелось уходить из леса, где он всегда чувствовал себя привольно среди побратимов, но утешало любопытство: хотелось узнать, что там «у людей» говорят обо всех последних событиях? Да и мать соскучилась. Мысль о том, как она обрадуется, немного его утешала.

За самое короткое время смолянскому князю пришлось готовиться уже ко вторым похоронам.

– Недолго я в цветном платье покрасовалась… – вздохнула Гостислава, доставая из укладки недавно убранную «горевую сряду».

Вновь увидев жену «в печали», Сверкер удивился так же, как в тот день, когда впервые за двенадцать лет увидел ее в цветном платье.

– Не думал я, что ты это сделаешь! – воскликнул он, окинув Гостиславу взглядом с головы до ног.

– Почему же не думал? – отчасти язвительно отозвалась она. – Как же еще мне поступить, если умерла старшая женщина моей семьи?

– Но не уверяй меня, будто скорбишь о ней! – горестно махнул рукой Сверкер. – Я знаю, ты рада ее смерти. Ты ведь думаешь, будто это она загубила двух твоих женихов и вынудила выйти за меня.

– А разве это не так? – выразительно удивилась Гостислава. – Она сама не скрывала, и все знали…

– Не скрывала! Все знали! – передразнил Сверкер. – Вы не знали, что эти слухи о ее причастности распускала она сама! Разве кто-то мог доказать ее вину? Никто ведь не видел, чтобы она творила волшбу, у тех людей не находили рунических палочек. У вас было одно доказательство – ненависть и страх. И то и другое она сама внушила всем! Ведь мы с отцом давали клятву не поднимать оружие против мирных жителей и не могли выступить первыми! И мать сделала так, что они сами подняли оружие на нас, да еще и по вздорному поводу. Дивно ли, что пьяный заблудился в метель и замерз? Но она была отважной женщиной и смело сама себя сделала целью их ненависти, чтобы дать мне возможность…

Гостислава помолчала, обдумывая эту вновь ей открывшуюся сторону дела.

– Ну, так что же… Значит, тем более я должна носить «печаль» по столь отважной и мудрой родственнице.

Но Сверкер лишь махнул рукой и пошел прочь. После смерти матери он остался одинок на свете.

Княгиня исполняла все положенные обряды, но делала скорбное лицо больше из сочувствия к старшей дочери, которая искренне горевала по бабке: ведь та ее вырастила и многому научила.

– Ты доброе-то крепко помни, – сказала ей мать, – а дурное выбрось из головы вон. С мертвецами круги водить – сама видишь, что вышло!

Ведома только всхлипывала. В округе радовались, а домашняя челядь горевала по старухе. Та была умна, мудра, отважна и решительна, к обеим внучкам всегда проявляла доброту, к челяди щедрость. Через нее родственные узы соединяли Ведому и Прияну ни много ни мало как с самим Одином. И вот Рагнвёр дочь Харальда, родившаяся на далеком Северном пути, ляжет в землю кривичей – как и многие, многие из разноязыкого племени русь.

Никого, начиная с самого Сверкера, не удивило то, каким образом Рагнора нашла свой конец. Если всю жизнь призывать темные силы, рано или поздно они сами призовут тебя. Сверкер не мог вообразить, чтобы Биргир, никогда раньше здесь не бывавший и с Рагнорой не знавшийся, мог что-то против нее иметь. Его руками ее забрали из этого мира сами боги. Отец Колдовства послал за своей любимой дочерью. И теперь для нее будет выстроен такой же подземный дом и убран еще лучше: мехами, коврами, цветными одеждами. И Рагнора получит свою рабыню, которая при жизни ей прислуживала. Сверкер все же не хотел, чтобы его мать, недовольная проводами, встала из могилы и пришла забрать недостающее.

Неожиданно для себя в эти дни Ведома стала чуть ли не старшей в семье. Сверкер был так убит горем, что к нему не решались подступиться. Все уже знали, что в миг гибели Рагноры княжна была рядом с ней и они творили вместе нечто ужасное. Теперь на Ведому смотрели так, будто старуха передала ей всю свою многолетнюю мудрость и силу. А она старалась восстановить в памяти и получше закрепить каждое слово прощальной речи, которую произнесла Рагнора на краю поля мертвых. Старуха знала, куда идет, и хотела напоследок передать внучке самое главное.

Между тем Альдин-Ингвар собрался уезжать.

– Я хотел бы остаться и проводить твою мать, – сказал он Сверкеру, – но мне нужно безотлагательно пускаться в путь, чтобы поспеть к уходу второго летнего обоза.