Елизавета Дворецкая - Ольга, княгиня зимних волков

Альдин-Ингвар знал, что на свете много стран куда теплее. В Киев, где живет его дядя Ингвар конунг, лето приходит на месяц раньше, а уходит на месяц позже. В Херсонес, что на ближнем берегу Ромейского моря, зима едва заглядывает одним глазом, а в Романии ее вовсе, считай, не бывает: четыре года назад он провел там зиму с торговыми гостями. «Я из народа рос, с разрешения императора живу на подворье Святого Мамы», – он до сих пор помнил эти слова по-ромейски, которыми полагалось отвечать, если кто-то из местных властей спросит светловолосого варвара, кто он и что здесь делает.

Но нигде он, рожденный на берегах Волхова, не чувствовал себя так хорошо, как здесь. Даже в угрюмые дни, когда серое небо отражается в серой воде, сея мелкие слезы на серые избушки под кровлями из увядшего дерна.

Хоть их род и считался варяжским, родина Ингвара сына Хакона была именно здесь. В эту землю был зарыт прах уже пяти поколений его предков – с тех пор как Ингвар, сын легендарного Харальда Боезуба, после гибели отца в битве при Бровеллире приехал сюда, в тогда еще почти пустынное место, искать себе счастья. Не раз над устьем Ладожки бушевало пламя, старый вик сгорал до основания и возрождался и вот дожил до хороших времен. Одд Хельги, которого словене звали Олегом Вещим, проложил путь до Романии, благодаря чему сюда и даже дальше на север потекли ромейские товары и восточное серебро. Ладога богатела, собирая дань с окрестной чуди и сбывая ее на юг. С мыса между Волховом и Ладожкой глядя на север, туда, где из-за поворота зеленого берега должны были появиться корабли, Альдин-Ингвар улыбался, представляя, как будет показывать молодой жене ее новые владения.

Узнает ли она его? Со дня обручения Альдин-Ингвар заметно «помолодел». Прежнего подростка сменил мужчина значительно выше среднего роста, крепкий, с высоким, хотя довольно узким лбом, из-за чего щеки казались округлыми. Светло-русая бородка окружала небольшой рот. Черты лица у него были правильные и производили очень приятное впечатление. Держался он приветливо, как человек спокойный, уверенный и дружелюбный, и был равно вежлив со всеми: как с придворными ромейского василевса, так и с ладожскими рыбаками.

Конечно, Фрейлауг тоже подросла. Тогда, в день их единственной встречи, она была еще слишком мала для суждения, что за женщина из нее выйдет. Но Альдин-Ингвар не сомневался, что его женитьба окажется удачной. Он не гонялся за красотками и в каждой женщине готов был ценить саму женскую сущность, в какую бы оболочку ее ни облекла судьба. Девушка королевского рода, уж ясное дело, научена всему необходимому, а с местными особенностями он познакомит ее сам. Они будут жить счастливо и дадут продолжение ладожскому ответвлению старого рода Скъёльдунгов, восходящего к самому Одину. «Я богат своей родней – она у меня даже в Асгарде!» – так шутил прежний ярл Хакон, за что и был прозван Хакон Богатый Родней. От Одина Хакона ярла отделяли двадцать три поколения, и о каждом из предков он мог рассказать. Альдин-Ингвар, разумеется, тоже.

Однако в тот день, когда долгожданные корабли наконец появились на голубой глади широкой реки, молодому ладожскому ярлу потребовалось все его мужество. Вот корабли миновали короткий отрезок Ладожки между устьем и причалом, Альдин-Ингвар обшарил взглядом корабль Тормода, потом два следующих, но не нашел ни одной женской фигуры.

– Прости, вместо невесты я привез тебе плохие новости! – подойдя к сходням, развел руками Тормод Гнездо. – Эту девушку призвала на службу богиня Гевьюн.

– Ты хочешь сказать… – Альдин-Ингвар нахмурился.

– У них в Бьёрко зимой ходила горячка, многие болели. Умерли Бьёрн конунг, его младший сын и двое внуков. В том числе и она.

Альдин-Ингвар помолчал, пытаясь осмыслить эту новость. Ощущение было такое, будто он раскатился на санях с горы и со всего размаху врезался в невидимую стену. Все его ожидания и мечты враз стали ненужными. Развеялись, как дым. Не стало будущего, которого он ожидал целых восемь лет, и показалось, что и сами эти восемь лет были сном.

– А из наших людей… – С трудом собираясь с мыслями, он все же вспомнил, какой вопрос нужно задать.

– Нам пришлось похоронить там Глядоту, Большу и Фастульва. Ну да ничего! Там уже много наших. – По многолетней привычке Тормод называл «нашими» словенских купцов, иным из которых случалось умирать в поездках за Варяжское море. – Нам дали для них хорошее местечко. Там же, где, помнишь, Гороша Изрядович…