Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том 3

— Ты рассказываешь ужасные вещи. Мне трудно поверить, что наши могут быть такими, хотя я верю, конечно. Тамплиеры никогда не были похожи на этих твоих иезуитов. Святой Бернар учил нас именно любви.

— Может быть, в твоё время, когда западная и восточная церкви лишь недавно разделились, католики были гораздо ближе к вере истинной, чем сейчас. Но в нашем мире быть католиком, значит подчиняться не Христу, а папе римскому.

— Я никогда не поставлю человека на место Бога.

— Правильно. Мы же не язычники.

— Но святому Бернару всё равно буду молиться, потому что я его люблю, и я чувствую, что он меня тоже любит.

— Настоящая любовь всё искупает и оправдывает.

— Значит, я должен перейти в вашу Церковь?

— Ты никому ничего не должен. Теперь ты знаешь, что есть вопрос. Моли Бога о том, чтобы Он дал тебе ответ.

— Но как ты всё–таки вернулся в Церковь?

— Очень просто. Пошёл служить на флот. А ты, конечно, знаешь, что на море бывают такие шторма, после которых человек уже не может остаться атеистом. Но я не хотел возвращаться в ту Церковь, из которой ушёл, там всё было для меня чужим. И тогда я вспомнил, что рядом с нами жили сербы, у которых вера немного не такая. Я решил узнать, какая именно. Оказалось — такая, как надо. Вот и всё.

— Я тоже всё узнаю. Но… от кого? Иоанн, я не сойду со Святой Горы. Здесь я приспособился. Трудно, но терпимо. Я представляю себе, что Афон — корабль, который стоит у причала на мёртвом якоре, и мне становится легче. Но на материк я не пойду, я и раньше там не бывал, а тот мир, в котором нет Ордена Храма… Иоанн, ты можешь мне объяснить, зачем нужен мир без тамплиеров?

— Не могу… Твой путь, брат, что–то уж совсем непонятный. Ты же, как рыба на мели. Но этого не может быть. Я ни за что не поверю, что Господь перенес тебя сюда без конкретной цели. Должен в нашем мире существовать способ бытия вполне для тебя приемлемый и даже радостный, ведь всё, что делает для нас Господь — всё это для нашей радости. Ну вот скажи, за те полгода, что мы провели вместе, ты приобрел что–то такое, чему очень рад?

— Да… Молитву… Я, конечно, и раньше всегда молился, но знаешь ведь, что такое корабль. Вечная вахта. Там непрерывные заботы, остаться одному хоть ненадолго очень трудно. В капитанской каюте, конечно, можно уединиться, но груз забот нельзя оставить на её пороге. Голова постоянно забита милями, грузами, тросами, парусами, пробоинами, пиратами. Вроде бы постоянно молишься, потому что все эти проблемы без Бога совершенно неразрешимы, но в итоге молитва получается какая–то суетливая, приземленная.

— Приземленная? Как интересно ты сказал. На море молитва — приземленная.

— Да. Как ни странно. На моряка постоянно давит груз земных забот. И в этом смысле на Афоне моря больше, чем на корабле. Ваше море… духовнее, потому что молитва здесь другая — чистая, нерассеянная… пустынная. Только здесь я получил некоторое представление о том, что такое молитва.

— А знаешь ли ты, брат Бернар, что это ещё вовсе не настоящая молитва? До настоящей мы с тобой ещё далеко не возвысились, грехи мешают, но Господь не без милости, и мы будем трудиться и восходить от радости к радости.

Иоанн посмотрел на Бернара и увидел, что радость на его лице странным образом смешана с печалью. Серб подумал о том, что он, наверное, так и не стал настоящим моряком, потому что вполне довольствуется морем, про корабли вспоминает без боли. Настоящий моряк без корабля жить не может.

Бернар первым заметил на море точку, которая, постепенно увеличиваясь в размерах, превратилась в нечто совершенно для него непонятное.

— Что это? — спросил он Иоанна.

— Надувная резиновая лодка.

— Ты думаешь, я понял?

— Резина… есть такой материал в нашем мире, вроде кожи. Если её изнутри надуть воздухом — хорошо держится на воде.

— Но ведь перевернет же первой волной. Даже не пытайся убедить меня в том, что в этой лохани ходят по морю.

— Тут ты прав. В резиновой лодке можно ползать у берега в тихую погоду и не более того. Их кто–то высадил с корабля или судна.

— Но ведь нет же на горизонте ни корабля, ни судна.

— Да, не понятно.

Лодка между тем приближалась к Каруле и вскоре в ней уже можно было рассмотреть двух гребцов, активно работавших веслами. Лодка, исчезнув из поля зрения, видимо, пристала, а люди сошли на берег. Прошло, наверное, часа два, братья уже и думать о них забыли, как вдруг увидели, что по цепи к ним забрался человек, естественно, еле державшийся на ногах. За ним — второй. Иоанн, хорошо знавший, что такое подъем к его пещере, понимал, что пока гости не придут в себя, бесполезно их о чем–либо спрашивать. И те с объяснениями не торопились, ни как не могли восстановить дыхание.