Мария Правда - Площадь отсчета

— А вторая присяга солдатам ох как не понравится, — заключил он.

— Это наш момент, — горячо бормотал Рылеев, — господа, да это наш Тулон! Армия не захочет, чтобы Романовы играли с ней, как с игрушкой. Мы должны воспользоваться переприсягой, поднять войска и вынудить Николая отречься от престола!

— Николая надо уничтожить, — раздался из угла прокуренной гостиной хриплый баритон Якубовича, — как и всю семейку этих ублюдков!

Все замолчали. Якубович в эти дни вел себя как буйнопомешанный.

— Смерть вырвала из рук моих старшего братца, — хрипел Якубович, — и моя кровная обида осталась неотомщенной, — он вытащил из кармана желтый истрепанный листок — приказ Александра о переводе его из гвардии за дуэль. — Восемь лет я носил этот позорный документ здесь, у ретивого (он громко ударил себя кулаком в грудь), восемь лет мечтал о мести! Но ничего! Цари сами делают из нас карбонариев. Дайте мне свободу действия, и я застрелю этого щенка Николая! А это мне сейчас — тьфу!

Он последний раз показал всем приказ и изорвал его в мелкие клочья. Рылеев отошел к окну, где молча стояли Оболенский и Пущин.

— Господа, что нам делать с этим безумцем? До чего мы докатимся с такими людьми? Мы же не террористы, в самом деле?

Иван Пущин, всегда спокойный и сдержанный, медленно покачал головой.

— Видишь ли, Кондратий, с царским семейством все равно придется что–то решать. Самое гуманное было бы отправить их всех за границу, но без борьбы они не согласятся. Будет кровь.

— Значит, быть посему. Или они, или свобода. «Падет преступная секира», — процитировал Рылеев.

Солнечное декабрьское утро, с морозцем, и солдату Филимонову с утра весело. Ну вот и погодка налаживается. В шинели зябко, холодок пощипывает, но Филимонову приятно стоять в карауле у дворца. Место из всей столицы самое почетное. Он часто рассказывает в казарме, каких важных людей видит каждый день — вот прям как тебя, поверишь! А Великий князь — мы с ним друзья. Я ему кажное утро ружьецо подам, так он мне завсегда: спасибо, Филимонов, будь здоров, Филимонов! По имени знает! А сам, даром что Великий князь, такой же человек, как мы с тобой. Поссали с ним, значит, рядком, за караулочкой, а что ж он — не человек после этого? Самый, стало быть, и есть человек! А сам давеча ко мне подходил, скучный такой! Оченно им братца жалко!

В казарме некоторые верили, что Филимонов взаправду дружит с великими мира сего, и они с ним откровенничают, прям как мы с тобой. Другие смеялись, думая, что врет, но Филимонов не настаивал на своей правоте. Человек он был по природе веселый, службу свою любил, и начальство его любило. У него в деревне вообще никто бы не поверил, что Серега стоит в карауле в стольном городе Петербурге у самого что ни на есть Зимнего дворца, каждый день видит и генералов разных, и князей, и графьев, а с царским сыном, стало быть, и у стеночки поссать может. А не забрали бы его в солдаты, так и сидел бы в дыре этой, в Батово, голодал бы, как все, да страдал бы от необразованности. Образованность, в любом ее виде, Серега уважал, но лично сам по ланкастерской системе учиться отлынивал. Завтра воскресенье, к тому ж праздник, значит, пойдет Серега к дядьке своему в гости. Дядька у барина в лакеях живет, покормит вкусно и с собой в казарму гостинца даст. В радостном предвкушении сытного праздничного обеда Серега размечтался и очнулся, только когда увидел Великого князя в дверях караулки.

— Здорово, Филимонов! — приветливо сказал Николай. — А ружьишко–то мое где?

— Здравия желаю, Ваше императорское высочество, — вытянулся в струнку Серега, — зазевался я, значит. Прощения просим.

Николай принял у него из рук старое, еще довоенное ружье со штыком. Он вдруг позавидовал этому веселому солдату. Серега всем своим видом, типично русским круглым лицом с маленьким розовым носиком, ясными глазами и удивительно хорошей улыбкой всегда поднимал ему настроение. А настроение у него было в эти дни подавленное, тревожное. Хотелось хоть на минуту забыть все это, почувствовать физическую радость спорта. Сегодня занимался он с особенным рвением, пока не вымотался вконец, и только потом заметил, что солдат смотрит на него с живейшим интересом.

— Что, Филимонов? — спросил он, отдышавшись

— Да я, Ваше императорское высочество, прям это… как у вас важно получается, прям ефрейтору впору! — Серега страшно смутился, поняв, что сбрехал лишнего, но Великий князь почему–то был доволен.