Рассвет застал их за чтением последнего параграфа.
Снег, выпавший за ночь, не прибавил утру света. Солнце оставалось за пологом облаков, казалось, рассвет должен был прийти с ветром.
Буллит вышел из Наркоминдела и подивился тишине, которая стояла в городе. Это был миг между ночью и днем, заповедный миг раздумья, сосредоточенности, острого внимания к происходящему. И американец должен был сказать себе сейчас, когда желанный текст принят и заключен в твердую кожу портфеля, баталия, собственно, и начинается. Да не парадоксально ли все это? В самом деле, в тот самый момент, когда большевики сказали «да», по существу, скрепив своими подписями соглашение и, таким образом, протянув недавним противникам руку, баталия только–только начиналась… С кем баталия, не мог не спросить себя Буллит. Как ни прост был вопрос, американец должен был признаться, что ему трудно на него ответить. Быть может, причиной тому была минувшая ночь, а вместе с нею и усталость неодолимая, но ответ лежал за семью печатями… С кем баталия?
С наступлением полуночи Ленин пригласил к себе наркоминдельцев, он это делал и прежде, когда надо было отсечь от себя дневную сутолоку и постичь многосложность вопроса. Консилиум мудрецов? Возможно. Своеобразное собрание ума и опыта? И на это похоже.
Явился Чичерин, как обычно, за четверть часа и, воспользовавшись свободной минутой, попросил девушек–секретарей принести ему стакан горячего чая, пил стоя, удерживая стакан, поглядывая на входную дверь: Карахан, разумеется, не опоздает, но явится на пределе урочного часа. А жаль, в перспективе беседы есть смысл зондировать проблему. Но в этот раз было поиному. Послышался жизнелюбивый смех Карахана, а потом и он сам появился в дверях, заметно возбужденный. Совнаркомовец, которого он одарил этим своим смехом, очевидно, прошествовал по коридору дальше…
Ленин пригласил к себе.
Однако питерская поездка далась ему нелегко, тревожная белизна коснулась лица, не иначе разболится голова, в последнее время он стал замечать за собой это. Приглашая сесть, как бы невзначай отодвинул ребрышком ладони квадратик вощеной бумаги с горкой синих кристалликов — приготовился принять до прихода гостей, да не успел.
— Итак, что высоколобая дипломатия думает о наших пропозициях Западу? — спросил он, обратив глаза на иаркоминдельцев. С заученной точностью они заняли свои места: Чичерин справа от пред совнаркома, Карахан слева. — Пойдет Антанта на мировую с Советской властью?..
Нет, Ленин сейчас хотел говорить, как можно было догадаться, не о тексте соглашения, который был подготовлен и принял окончательные формы не без участия Владимира Ильича, а о самом факте миссии: почему ей приданы столь своеобразные черты и в какой мере она правомочна решать задачи, которые взяла на себя?
— Пойдут на мировую?
Чичерин достал платок и вытер им лоб — после выпитого чая лоб стал влажным.
— Действительно, миссия выглядит своеобразно: есть некая диспропорция между правами, на которые она рассчитывает, и самим характером миссии…
Ленин рассмеялся.
— Не слишком ли молод Буллит?
— Нет, дело, пожалуй, не столько в молодости, сколько в ранге — миссия такого рода требует более высокого ранга…
— Но там есть вторая фигура — Стеффенс, — задумчиво произнес Ленин. — Солиден?.. — спросил он.
— Солиден, конечно, — подтвердил Чичерин, — и к России хорошо относится. Друг новой России…
— И все–таки… — в речи Чичерина было неспешное раздумье, а Ленин хотел реакции действенной, он торопил. — Да, да…
— Не дипломат, к тому же полуофициален, а следовательно, не в полной мере… правомочен.
— И тем не менее это миссия Антанты? — спросил Ленин, сдерживая волнение, разговор с Чичериным насторожил его: чичеринское «не в полной мере… правомочен» настораживало.
— Нет сомнения, Антанты, — согласился Чичерин. — Ее миссия…
Ленин взглянул на Карахана, по мере того как продолжался разговор, Карахан помрачнел заметно, как только настроение падало, лицо темнело, даже его ярко–черная борода, казалось, тускнела.
— А вы что думаете, Лев Михайлович?
— Георгий Васильевич, разумеется, прав, но вот вопрос…
— Да, да…
— Быть может, у Буллита своя задача — разведка, самая первая, и этому подчинен состав делегации: деятельный Буллит, осведомленный в русских делах Стеффенс, этот разведчик Птит, оставшийся в Петрограде… Если Антанту устроит поездка Буллита, за первой миссией явится вторая… Мне кажется, когда Георгий Васильевич говорил мне о разведке, он имел в виду и это…
Читать дальше