Савва Дангулов - Государева почта + Заутреня в Рапалло

— Отыскал… в смысле помог вернуть? Старший Цветов не торопился ответить.

— Убежден, поможет.

— Ну что ж, хорошо, коли убежден…

Они были на сокольнической просеке без малого в семь и, едва открыв входную дверь, возрадовались, услышав запах праздничного пирога. Да, этот пирог, по нынешним ненастным временам невиданно пышный, был помещен посреди стола, как бы возглашая: в доме Цветовых праздник! Хрустальный графин с высокой шестигранной пробкой был полон наливки тончайшего рубинового оттенка, быть может, вишня, а возможно, слива или смородина.

Братья, немало смущаясь, извлекли из коробка, оклеенного бархатом, серебряную стрельчатую брошь, осиянную сапфировым зернышком, торжественно–хлопотливо прикрепили ее к кармашку блузы, которую по случаю праздника надела Лариса. Сестра могла только догадываться, каких трудов стоило братьям добыть белую стрелу.

Был произнесен тост, что, к удивлению братьев, вызвало у сестры приступ необъяснимой печали. В ответ на поздравления из ее неожиданно повлажневших глаз выпали слезы едва ли не такой величины, как зерно сапфира в ее броши.

— Да ты что? — изумился Герман. — Радоваться надо!

— А чего мне радоваться? — вздохнула она.

— А почему бы тебе не радоваться? — в голосе Германа было недоумение.

— А чему я должна радоваться? — перешла она на крик. — Чему?

— Когда пьешь, надо закусывать, Лариса! — засмеялся Герман и, взяв нож, принялся резать пирог. — Все мы плохо ели сегодня, надо закусывать! — Он взял свой кусок пирога и не без аппетита стал его уминать, всем своим видом показывая, что остальные должны делать то же. — Хорош пирог!..

Вернулась от соседей няня и принесла в кульке, сложенном из куска газеты, соль.

— Садись, няня, вот твоя рюмка, вот пирог, ешь… Но она отодвинула рюмку кончиком своего покалеченного пальца, уперев недоуменные глаза в Ларису.

— Ты что?

Они посидели молча, каждый погруженный в свои мысли, только было слышно, как уминает пирог Герман.

— Ты помнишь наш разговор, Сергей, той ночью? — произнесла Лариса, обращаясь к младшему брату и напрочь игнорируя всех остальных. — Ты помнишь то, что я тебе сказала? — она горячо дышала, была возбуждена. — Ты думаешь, что я сказала это из трусости, да? — она смеялась, а глаза ее были полны слез. — Ты думаешь, что я делаю из этого тайну? Так вот, я готова повторить это, сейчас повторить!

Герман оторвался на секунду от пирога.

— Ну повтори, это даже интересно…

— Для тебя повторю, специально для тебя, — укорила она Германа.

— Слушаю, повтори, — произнес он нетерпеливо, однако остаток пирога из рук не выпустил.

Новый вздох вырвался из ее груди, она никак не могла собраться с силами.

— Все люди, все разделены на таких, как мы с тобой, Герман, только на таких! — возгласила она, возгласила нетерпеливо, боясь, не дай бог, что он ее перебьет. — Первые — бессребреники и, как все бессребреники, лишены корысти, им ничего не надо!.. Вторые- люди тщеславные… Одним словом, одни у подножия горы, другие на ее пике!..

— Значит, ты мне уготовила пик, а сама осталась у подножия?

— Именно, и не хочу ничего иного!..

— Но что ты все–таки хочешь?..

И вновь, как это было несколько минут назад, сле–зины, одна крупнее другой, покатились по ее щекам, прочертив бороздки, лицо было напудренным, и бороздки казались синими.

— Отпусти меня с Сергеем!.. Герман засмеялся.

— Погоди, чего это тебе взбрело в голову?

— А то, что все это не по мне!.. Не по моим сла–бым силам, понимаешь?

— Погоди, погоди, что именно не по твоим слабым силам?

— Россия… все, что в ней происходит и еще произойдет! Ты внял: все, что в ней произойдет! Не по моим силам, понимаешь, не по моим!..

— Вот это и есть корысть… Понимаешь, корысть… вот это!..

Она зарыла пальцы в обильные свои лохмы, взъерошила их.

Тебе больше всех надо, а я довольствуюсь малым. Вы тут все погибнете, а я не хочу погибать… Не хочу, понимаешь?

— И это тоже корысть… Она заплакала в голос.

— Ты говоришь со мной, как господин!.. Кто тебе дал право? Завтра ты сдавишь мне шею железной скобой и продашь на невольничьем рынке!.. Кто тебе дал право? Кто?

— Ты говоришь глупости, Ларка, постыдись!.. Нет охоты с тобой говорить, просто охоты нет… избавь меня, не хочу…

Он встал, пошел в соседнюю комнату.

— А ты что в рот воды набрал?.. — взъярилась она, глядя на Сергея. — Ты согласен с ним?..

Цветов–младший опустил голову. Все как–то пошло кувырком.