– Вскоре мы примемся за европейские страны. Не все партизаны воюют под красным флагом…, – на конференции тройка обсуждала помощь борющейся Югославии, – есть и те, кто раньше коммунистов в тюрьмы сажал. В Польше, например…, – все такие партизаны, несмотря на свой героизм, тоже считались врагами будущего, социалистического строя:
– Нам не нужны буржуазные националисты, – заметил Эйтингон, на совещании в Москве, – страны Восточной Европы должны стать союзниками СССР…, – то же самое предполагалось сделать и с советской зоной, в оккупированной Германии:
– Берлин станет нашим, как и вся страна, рано или поздно…, – мальчик передал материалы своего закрытого доклада. Эйтингон, внимательно, изучил данные по немецким научным лабораториям, и урановым месторождениям.
Он прошелся с карандашом, по спискам ученых:
– Мы будем наступать с востока, и первыми окажемся в Тюрингии, Саксонии. Тамошняя промышленность попадет в наши руки…, – в руки СССР мог попасть и полигон в Пенемюнде, однако все зависело от упорства немцев в обороне. Пока каждый шаг по Украине стоил тысяч жизней советских солдат. Наума Исааковича такое волновало мало. У Советского Союза имелся огромный человеческий ресурс:
– После войны мы запретим браки с иностранцами, – вспомнил он:
– Предатели, которых немцы вывезли на работы в Германию, не захотят возвращаться в СССР. Девушки, наверняка, себе ухажеров нашли. Тем более, американцы с англичанами рядом окажутся. Правильно мы решили. Все советские граждане должны быть, немедленно, отправлены на родину…, – людей ждали фильтрационные лагеря, проверка, и, скорее всего, сроки:
– И военнопленных тоже, – заметил нарком Берия, – мы не доверяем солдатам и офицерам, заявляющим, что они, якобы, попали к немцам ранеными, в бессознательном состоянии. Они могли сами сложить оружие, перебежать на сторону противника. В так называемой армии Власова сотни тысяч бойцов…, – все власовцы, как о них говорили на Лубянке, подлежали немедленному трибуналу:
– Мерзавец, предатель…, – Эйтингон подумал о Петре, – советская Родина его вырастила, все ему дала, а он плюнул в лицо делу коммунизма. И брат у него такой же…, – по полученным от англичан сведениям, бывший Воронов придумал себе дворянскую родословную:
– Лгун, каких поискать…, – Эйтингон полистал досье, переданное Пауком, – должно быть, нашел фамилию в энциклопедии…, – с четких фотографий на него смотрели настоящие Воронцовы-Вельяминовы. Он посчитал ордена на парадной форме майора Питера Кроу:
– Отец его на первой войне погиб. Богатейший капиталист, а пошел добровольцем в армию, стал коммандо. Мальчик написал, что мистер Кроу знает русский язык. И герцог Экзетер тоже владеет русским. После войны надо их не выпускать из поля зрения…, – оба кузена Вороны сейчас, скорее всего, сидели на расширенном заседании американской и британской служб безопасности:
– Федор Петрович в Тенишевском училище курсы слушал…, – месье Теодора Корнеля сняли тоже в майорской форме, но французской:
– Он в Сопротивлении воюет…, – Эйтингон задумался, – однако он не коммунист, белогвардеец. Русскую эмиграцию мы после войны тоже прочешем. Пригласим людей вернуться в страну, репатриироваться. Они вспомнят березы, музыку Чайковского, арбатские переулки, расчувствуются…, – он усмехнулся:
– Думаю, многие приедут в Россию. То есть в СССР. А потом…, – Наум Исаакович махнул рукой. На совещаниях они говорили о сильных позициях коммунистов, во Франции и Италии. В таких обстоятельствах консервативные эмигранты были совсем ни к чему:
– Однако, он очень пригодится…, – барона Мишеля де Лу Наум Исаакович занес на отдельный лист блокнота:
– Если он выживет, конечно…, – здесь Советский Союз пока был бессилен. Предстояло еще найти профессора Кардозо, заодно избавившись от его жены. Эйтингон сплел сильные пальцы:
– Это потом, когда мы до Польши доберемся…, – пользуясь сведениями мальчика, он составил примерный список ученых, могущих оказаться в советской зоне оккупации. Нужных Советскому Союзу немцев, никто не собирался отправлять в лагеря.
Наум Исаакович сладко потянулся:
– Устроим отдельную шарашку, класса люкс, что называется. На Черном море, в Сочи, или Сухуми. Физики обрадуются, поняв, что вместо барака они получили номера высшего класса, личный пляж, и оборудованные лаборатории…
Взяв чашку, Наум Исаакович обнаружил, что кофе остыл:
– Я заработался…, – он снял трубку телефона, с тугим диском, – и вообще, надо обед заказать…, – посольский повар, армянин, готовил не хуже, чем на закрытых кремлевских приемах:
Читать дальше