Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том третий

– Первая жена у него с титулом была, хоть и немецким, – размышлял старик, – у внучки хорошая кровь. Вторую он из России привез. Русские смелые люди, у них в крови дух победы. Хорошо, что так вышло. Пусть она Стивену сына родит… – Констанца, до войны, замужем не побывала:

– Она синий чулок, как мать ее, как бабушка… – решил Ворон, – но тетя Марта не растерялась, подсунула дочь герцогу… – по мнению сэра Николаса, юноша, потерявший отца при взрыве бомбы, нуждался в женском тепле:

– Они детьми обвенчались, обоим едва двадцать лет миновало. Тетя Марта всегда свою выгоду знала… – вспоминая историю с соблазнением Джоанны, Ворон корил себя за мягкость:

– Я должен был стоять на своем. Мало ли откуда у нее ребенок появился. Джоанна изображала из себя журналистку, болталась по публичным лекциям, с фотоаппаратом научилась управляться… – жена брала интервью у знаменитостей, посещавших Лондон:

– Весной семнадцатого ей предлагали в Россию поехать, – хмыкнул Ворон, – когда царь Николай от престола отрекся. Но я вернулся из Тибета, и запретил ей всякие ненужные вояжи… – жена намеревалась пробыть в России до осени, и взять с собой пятилетнего Стивена.

– Тем летом она забеременела и разговор был закончен… – Ворон выбил трубку, – впрочем, Стивен в России и так побывал… – он не собирался везти племянницу в Грютвикен:

– Пусть ко мне привыкнет, обживется. Я пока ей скажу, что мы отправимся на побережье, чтобы она не волновалась. Когда она окажется у меня в постели, она сама отсюда уходить не захочет. Ее муж погиб, да он бы ее и не взял такой. И никто не возьмет, только я… – Ворон рассчитывал еще на два десятка лет спокойной жизни:

– Не один ребенок, а двое, трое… – темные, с легкой проседью волосы Лауры, поблескивали на солнце, – ей и тридцати пяти не исполнилось… – появление племянника спутало все планы. Убивать барона де Лу, в присутствии его собственной жены, было опасно:

– Она не простушка, вроде Джоанны, – напомнил себе Ворон, – она умеет управляться с оружием. Лаура офицер, ее хорошо подготовили… – он всегда не доверял японской крови, в ди Амальфи:

– Люди тихие, но себе на уме. До прихода Кромвеля к власти, Пьетро подвизался в типографии, печатал памфлеты круглоголовых, а потом начал резать головы, налево и направо. Прабабушка Лауры дочь самурая, и она сама в Японии долго болталась… – Ворону не нравились спокойные, слегка раскосые глаза женщины:

– До шрамов она красивой была, а сейчас у нее только глаза и остались. Под таким взглядом себя неловко чувствуешь… – Ворон не сомневался, что у Лауры не дрогнет рука: «Она мне нож в спину воткнет, глазом не моргнув. Она может и сама отсюда выбраться».

Ворон решил поменять планы:

– Надо найти немцев. Сначала выдам парочке карту, для отвода глаз, а сам доберусь до того оазиса, и пусть они посылают отряд, навстречу нашим голубкам… – сэра Николаса не интересовала судьба племянника:

– Немцы его убьют, но это их дело. Лауру я заберу себе, утешу ее. Она никогда, ни о чем не догадается… – шкура, закрывавшая вход в палатку, не колыхалась:

– Четвертый день он ее из постели не выпускает, – сэр Николас усмехнулся, – соскучился, за столько лет. Еду ей приносит, балует ее. Видно, что они любят друг друга… – он подумал, что племянник может оставить после себя ребенка:

– Но это не страшно. Мальчик или девочка меня отцом посчитают… – оружия у супружеской четы не имелось:

– Немцы их сразу скрутят. Главное, мне до их базы добраться. Впрочем, здесь недалеко. Джоанна тем путем на север шла… – сэр Николас уловил далекий лай собак. Сухо треснули выстрелы. Прищурившись, он разглядел на покрытом лишайником склоне холма спускающиеся по камням фигуры:

– Они сами сюда пришли. Нагнали племянника, туда ему и дорога… – сорвав со стола парусиновую скатерть, сэр Николас заторопился навстречу немцам.

Оказавшись на вершине горы, обергруппенфюрер Ганс Каммлер сначала не поверил своим глазам.

По дороге в Патагонию, на «Валькирии», Максимилиан показывал ему аккуратный рисунок, из старинной, растрепанной папки, в растрескавшейся обложке, темной кожи. Папку стягивала тоже древняя, корабельная бечевка. Хранились документы в сером, невидном ящике.

Максимилиан любовно перелистывал пожелтевшие страницы:

– Рисунки в стиле Леонардо, но папка более позднего происхождения, начала семнадцатого века… – автор рукописи набрасывал очертания крылатых ракет, парашютов и подводных лодок. Максимилиан рассказал легенду, о дочери Джордано Бруно, леди Констанце Холланд: