Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том третий

– Ваша покойная теща, сэр Николас, герцогиня Экзетер, много занималась этим минералом. Поэтому она и умерла. Впрочем, в те времена еще не знали причин ее болезни… – Мишель бросил пузырек в догорающий костер.

Над южным хребтом, между вершинами двух вулканов, поднималась бледная луна:

– В роднике вода с продуктами распада урана, дядя Николас… – затрещав, пламя окрасилось в изумрудный цвет, – вы здесь, кажется, сидите, на доброй части мировых запасов этого элемента… – дождавшись, пока пузырек, почернев, треснет, Мишель похромал к зарослям мелких, желтых цветов.

В бретонских лесах, ночуя на базе партизанского отряда, Лаура часто просыпалась ранним утром. Они с Мишелем уходили ночевать в лес, расстилая одеяло в укромном месте, на берегу ручья. Неспешно журчала вода, пахло сосновой смолой, на траве блестели капельки росы. Наверху, глубоко в ветвях деревьев, перекликались голуби.

Приподнимаясь на локте, Лаура осторожно целовала белокурый висок: «Я сейчас, милый». Он сонно, спокойно улыбался:

– Я люблю тебя… – не просыпаясь, шептал Мишель, – так люблю… – Лаура доставала из немецкой, трофейной сумки стальную кружку, со штампованной свастикой. Она собирала чернику, щурясь от рассветного солнца. Над поросшими мхом полянами, висела белая, легкая дымка тумана. Лаура шла к ручью, облизывая покрытые пурпурным соком пальцы:

– Губы у меня тоже все в пятнах были… – она лежала, завернувшись в тюленью шкуру, – Мишель смеялся, что я на вкус тоже, как черника. Он не придет, не придет. Он видел мое лицо… – Лаура затолкала в рот угол шкуры. Не сдержавшись, женщина тихо завыла: «Он не придет».

Иногда они с Мишелем встречались в маленьких городках, снимая комнаты в пансионах. Лаура появлялась первой, сходя с деревенского автобуса, со скромным чемоданом, и футляром для пишущей машинки. Она старалась выбрать комнату с кухонным углом. Мишель, с документами фермера, делал вид, что приехал на рынок. Лаура помнила холщовую куртку и кепи мужа, веселый голос:

– Держи. Яйца, салат, лук с грядки, и твоя черника… – он привозил плетеную корзину ягод, или лисички. Лаура покупала в лавке свежие сливки:

– Теодор научил меня по-русски лисички готовить. Только они со сметаной грибы делают. С черникой я пирог пекла, по рецепту бабушки Марты… – Лаура не застала бабушку в живых, но у тети Юджинии хранилась рукописная тетрадь, с пожелтевшими страницами.

Девочкой, Лаура любила читать четкий почерк бабушки:

– Пирог с тыквой, пирог с черникой. Запеченная индейка к Дню Благодарения или Рождеству, соленые огурцы, на русский манер… – бабушка занесла в тетрадь даже рецепты щей и квашеной капусты:

– Мишель любил шукрут, – Лаура всхлипнула, – он рассказывал, как до войны ездил в замок де ла Марков. Покойная Элиза с матерью готовили ему шукрут с можжевеловыми ягодами. Я обещала, что после войны сделаю ему и шукрут, и говядину по-бургундски, и петуха в вине… – ночами они часто говорили о послевоенном времени:

– Я уйду из Секретной Службы… – смеялась Лаура, – начну преподавать языки, в университете, а ты вернешься в музей. Станем, как добропорядочные буржуа, гулять с детьми в Люксембургском саду… – Мишель обнимал ее:

– Будем ходить к мессе, обедать у Теодора и Тео, приглашать их к себе… – Лаура поджала колени к животу:

– Ничего не случится. Мишель ко мне не вернется, я ему не нужна. Я урод, мне надо спрятаться, в глуши, в деревне… – Лаура вытерла слезы с лица: «Думай о деле».

Прежде всего им требовалось добраться до Грютвикена, миновав северный хребет и сто километров пути, по вечному льду. Вчера Лаура не успела, как следует, поговорить с Мишелем:

– Он бежал от немцев, убил фон Рабе… – женщина передернулась, – надо уходить, как можно быстрее… – нацисты могли отправить за Мишелем погоню:

– Сэр Николас потом может сюда вернуться, если захочет… – Лаура прислушалась, но за шкурами царила тишина, – захочет, конечно. Понятно, что семья его не интересует. Да и живы ли Стивен с Констанцей… – Лаура подумала:

– Мишель тоже ничего о семье не знает. Он сказал, что его Волк через линию фронта перевел, осенью сорок четвертого года, в Италии. В январе сорок пятого фон Рабе арестовал Мишеля, в Будапеште, и с тех пор он больше никого не видел… – и Волк, и кузен Меир, помогший мужу добраться до Италии, тоже могли не дожить до конца войны.

– И Монах мог погибнуть… – Лаура поняла, что почти хочет смерти Гольдберга, – он, наверняка, догадался, кто выдал рандеву, в форте де Жу. Я должна все рассказать Мишелю… – снаружи послышалось шуршание. Испугавшись, Лаура укрылась с головой. Уверенная рука, с длинными пальцами, с выцветшими пятнами краски, отдернула шкуру: