– Я тебе дам бритву, – продолжил Ворон, – к тебе, видимо, немцы парикмахера посылали… – на базе Мишелю не позволяли бриться самому. Парикмахер, из солдат СС, приходил каждую неделю:
– У меня хорошая бритва, золингеновская… – Ворон будто говорил сам с собой, – и ножницы я в порядке содержу. Не смотри, что волосы у меня длинные… – копну тоже седых волос он завязывал в подобие индейской косы, – я такую прическу с шестнадцати лет ношу, как из школы сбежал… – несмотря на восьмой десяток, голос у него оставался красивым, сильным, глубоким.
– Бороду я стригу, – подытожил Ворон, – и ты побрейся, все-таки жену встретил… – из палатки, стоящей поодаль, не доносилось ни звука. Сэр Николас протянул ему палку:
– Между прочим, ради тебя, племянник, я доску с корабля взял. Здешнее дерево на такие работы не годится… – Мишель заметил корабельную мебель, во второй комнате хижины. На стене висели старомодные часы, на гирьках:
– Часы мы с собой притащили, – хмыкнул сэр Николас, – я, видишь ли, был уверен, что мы оазис найдем. Так и оказалось… – по дороге экспедиция Ворона миновала место, где обосновались немцы:
– Мы видели тамошние озера… – старик водил его по дому, – но я считал, что надо двигаться дальше, и не ошибся… – кроме дома, с двумя комнатками и кухней, сэр Николас показал делянки с овощами и табаком:
– Семена мы привезли, а деревья здесь росли… – он пожал плечами, – должно быть, мой предок о них позаботился, первый Ворон… – на кладбище, если оно имелось в долине, сэр Николас его не повел:
– Но его жена должна быть где-то похоронена. Жена, другие члены экспедиции… – Мишель взглянул на горные хребты, на конусы двух вулканов:
– Может быть, он решил не устраивать кладбище рядом с домом… – о судьбе своего корабля сэр Николас тоже не упоминал.
Плед леди Джоанне подарила золовка, жена покойного дяди Джона, герцогиня Экзетер:
– Элизабет и Джон уверили нас, что позаботятся о детях… – заметил сэр Николас, – я не хотел брать малышей в опасную экспедицию… – лазоревые глаза были спокойны.
Мишель не стал спрашивать, почему сэр Николас не вернулся в Британию:
– Понятно, что он собирался остаться во льдах. Он опытный моряк. Если бы с кораблем что-то случилось, он дошел бы до Грютвикена даже на шлюпке. Он исполнил свою мечту, ценой несчастья других людей, ценой сиротства Стивена и Констанцы… – Мишель прикусил язык. Ворону шел восьмой десяток:
– Не мне его учить, я для него мальчишка. Неизвестно, где сейчас Стивен, и Констанца. Они привыкли считать отца мертвым. Он, конечно, отпетый эгоист… – получив палку, Мишель прошелся туда-сюда:
– Спасибо, дядя Николас… – шкура, загораживающая вход в палатку, колыхалась под легким ветром:
– Она сказала, что не может быть со мной, но ничего не объяснила, и ушла. Я видел, что она плакала… – Мишель не думал о шрамах, на лице жены:
– Если она беспокоится, о том, как она выглядит, то это чушь. Хорош я был бы муж, обращающий внимание на такие вещи. Я обещал, у алтаря, всегда о ней заботиться, всегда оберегать. Ради меня она прошла долиной смертной тени. Она добралась до Антарктиды, хотела меня спасти… – Мишель опять посмотрел на палатку:
– Лаура никогда не поступила бы так, как дядя Николас. Она мать, у нее ребенок. Она сильный человек, и не спрячется от собственного сына. Но от меня она убежала… – Мишель напомнил себе, что жене сейчас тяжелее:
– Надо ей цветов сорвать. Желтеньких… – он, невольно, улыбнулся, – других здесь все равно нет. Сейчас и сорву… – опираясь на палку, наклонившись, он подхватил старый пузырек, аптечного стекла. Собака, разнежившись на солнце, улеглась на бок:
– Значит, собаки источник стороной обходят… – Мишель поболтал пузырьком, – вы правильно делали, что не купались в нем, дядя Николас… – Ворон показал горячий родник, где, как он выражался, грелись кости:
– Твое колено в порядок придет, – пообещал ему дядя, – но от шрамов Лауры такая вода не помогает… – Мишель знал, что поможет жене:
– Сейчас я этим займусь, – он поймал себя на улыбке, – но сначала цветы… – маслянистая вода оставляла след на стенках пузырька:
– Источник, где я собираюсь колено лечить, тоже минеральный, но безопасный… – от воды в роднике пахло сероводородом, – но это, совсем другое… – Мишель узнал оттенок желтого цвета:
– Раньше смолку использовали для приготовления красок. В восемнадцатом веке ей расписывали фарфор, фаянс. В Лувре хранились такие сервизы. Смолку добывали в Судетских горах… – Мишель, аккуратно, потушил окурок о камень:
Читать дальше