Пользуясь хорошей картой, Максимилиан пристально изучил окрестности поселка Де-Кастри. Он выбрал подходящую бухту, для посадки:
– Ваши бывшие соотечественники затеяли очередную стройку века, – весело сказал он зятю, – в тех краях все кишит вашими бывшими коллегами…
Муха заметно побледнел. Поиграв серебряным карандашиком, Макс поставил точку на карте:
– Бухта словно для нас сделана. Десять километров к югу от Де-Кастри. Обоснуемся в заливе и начнем второй этап миссии… – зять откашлялся:
– В Айчи всего два места, ваша светлость. Мне кажется нецелесообразным… – Макс смерил его долгим взглядом:
– Как старший по званию и руководитель операции целесообразность тех или иных действий определяю я. Айчи поднимет и троих. Одного вас я туда не отпущу, мне хватило и Палестины… – Муха, трясущимися пальцами, щелкнул зажигалкой:
– Но вы не знаете русского языка и такое опасно… – Макс убрал карандашик:
– Еще более опасно поручать вам ответственные задания, Петр Арсеньевич, то есть оставлять вас без надзора. С вами полечу я, вопрос обсуждению не подлежит…
Через товарищей, работающих в Германии, Макс получил два комплекта советской авиационной формы. С каким-то удовольствием отдав Мухе мундир лейтенанта, Максимилиан стал майором:
– Не ваш размер, – коротко сказал он зятю, – плохо пригнанный мундир вызывает подозрения… – им еще требовалось найти пристанище 1103. Макс не сомневался, что физика держат в шарашке, как называл такие места Муха:
– Зимнее обмундирование у нас есть, на месте найдем машину. Оружия у нас хватит на целый отряд СС. Скорцени хвалился направо и налево, тем, что он выкрал дуче Муссолини. У Скорцени была под началом сотня ребят. Попробовал бы он один похитить 1103, из советской глуши…
Макс даже сожалел, что никто не узнает, о будущей операции:
– 1103 я посажу под замок, как товарища барона, на последнем плацдарме. Но я буду ее навещать, разумеется… – он скучал по мягким волосам, цвета осенней листвы, по хрупким, узким плечам. Они с Мухой поднимались наверх, на освещенную, рабочую палубу лодки:
– Она давно одна, а я у нее был первым. Впрочем, я не собираюсь ничего у нее спрашивать. Она принадлежит мне, как мой алмаз, как рисунок Ван Эйка. Она догадалась, что в Антарктиде есть уран, она прочла папку леди Констанцы. Она гений, но она сделает все, что я ей прикажу. Она создаст нам бомбу и удаленное управление, для ракет… – Макс вдохнул ее запах, кофе и табака, горького цитрона. Вчера лодка, незамеченной, миновала границы СССР. Обернувшись, Максимилиан заметил зятю:
– Я вас приветствовал на вашей бывшей родине. До нашей точки остался всего день хода, не больше…
В рубке тоже приятно пахло кофе и кельнской водой офицеров. Приняв от вестового чашку, бросив в рот швейцарский леденец, из жестяной коробочки, Макс подмигнул зятю:
– Скоро мы с вами покурим настоящие сигареты, а не шведскую гнусь… – Максимилиан ненавидел жевательный табак:
– Вообще надо меньше курить, это плохой пример для Адольфа… – капитан позвал:
– Партайгеноссе фон Рабе, мы вошли в Татарский пролив. Однако есть одно обстоятельство… – обстоятельство горело тусклым огоньком, на экране радара:
– Они крадутся впереди нас… – заметил моряк, – русские себя бы так не повели, в собственных территориальных водах… – длинный палец коснулся мигающей, зеленой точки:
– Явились старые знакомцы. Я не сомневался, что британцы постараются оказаться здесь первыми. Пусть они прикроют нас, от русских… – Максимилиан разгрыз леденец:
– Положительно, в Татарском проливе становится тесно. Убавить ход, – велел он, – мы никуда не торопимся.
Под зарешеченным, крохотным окном, на ржавой батарее аккуратно развесили младенческие ползунки и кофточки, серой шерсти, с остатками лиловых штампов. В жестяном тазике, на табуретке, кисли замоченные, холщовые пеленки, тоже отмеченные печатями «МГБ СССР». Под стылым потолком горела одинокая, забранная проволочной сеткой лампочка. Вокруг умывальника, на облупленной стене расцвели темные пятна плесени.
Пахло мочой, влажными тряпками, застоявшимся молоком, вареной капустой. В железной двери проделали забранное решеткой окошечко. Саму дверь немного приоткрыли. Из мерзлого коридора по ногам ударял злой, пронзительный ветерок.
Секретная база Тихоокеанского флота не существовала ни на одной карте. Немногие командиры, во Владивостоке и Москве, знали о патрулируемой акватории, где испытывались новые мины и торпеды, о затопленных кораблях, полигонах для водолазов-диверсантов, о сухих доках, где ремонтировали не существующие в списках флота подводные лодки. Гауптвахты на базе не предусмотрели. Генерал-майор МГБ Наум Исаакович Эйтингон распорядился поселить номерную заключенную в заброшенном, недостроенном бараке, предназначавшемся для внутренней тюрьмы. В разговоре с капитаном первого ранга, командующим комплексом, Эйтингон, наставительно, сказал:
Читать дальше