Стальной пол грузового отсека подрагивал под ногами. В полутьме, размеренно, успокаивающе гудела система вентиляции. Белый, яркий луч офицерского фонарика заметался по темно-зеленому крылу гидросамолета, осветил алую, пятиконечную звезду. Обергруппенфюрер фон Рабе, в штатском, кашемировом свитере, в американских джинсах, прислонился к косяку двери:
– Японцы удивительные люди. Вы знаете, Петр Арсеньевич, наша боевая техника, использовала воинственную лексику, а их самолеты и подводные лодки несли имена, взятые из древней поэзии… – Максимилиан, ласковым движением, погладил крыло Айчи:
– Его называли туманной дымкой, в ясный день… – он задумался:
– Тот утренний туман, что дымкой заволок
Колосья риса на осеннем поле,
Исчезнет, уплывая вдаль…
Максимилиан смотрел поверх головы зятя:
– Только не риса, а пшеницы. До войны, возвращаясь из Парижа, на машине, я остановил опель за Франкфуртом, среди полей…
Максимилиан услышал звонкую песню малиновки:
– Едва всходило солнце, колосья были влажными, от ночной росы. Пахло свежей землей, порхали птицы… – лазоревые глаза зятя затуманились, он кивнул:
– Мы еще вернемся в рейх, ваша светлость. Новый фюрер встанет во главе нашей партии, вооруженной оружием возмездия… – Максу не хотелось говорить об оружии возмездия, фюрере и даже 1103. Зять преданно смотрел на него:
– Он не понимает, о чем я. Он бездарный болван, для чего я с ним говорю о таких вещах? Меня понимают только Эмма и Цецилия… – Максу хотелось рассказать кому-то, что тогда, на поле, он сорвал пшеничный колос, и долго возил его в машине:
– Чтобы чувствовать запах родины. Мы с папой ездили в наши края, в горы Гарца. В лесах по утрам лежала дымка… – он помнил аромат лесных трав, дальний стук дятла по стволу сосны, восторженный крик малышки Эммы:
– Макс, земляника! Много земляники… – Эмма и Генрих перепачкались ягодным соком:
– Мы нашли гриб, видели белку и зайца, принесли в гостиницу шишек… – Максимилиан вздохнул:
– Не стоит ему читать стихотворение до конца.
– А вот любовь моя, куда она исчезнет? Никуда, конечно…
Он пообещал себе, непременно, найти Цецилию:
– Она меня любит и ждет. Мне три года до сорока, я успею вырастить своих детей. Успею воспитать Адольфа, и будущего ребенка Эммы… – Максимилиан подозревал, что зять не знает о беременности жены:
– Эмма только один раз навестила врачей, но врачи подчиняются мне… – срок был ранним. Обергруппенфюрера уверили, что сестра будет находиться под неустанным присмотром. Максу не очень хотелось уезжать из Патагонии, с такими новостями, однако он успокаивал себя тем, что сестра не предпримет безрассудных поступков:
– Она презирает Муху, и правильно делает, но Эмма потеряла первого ребенка. Для нее важно это дитя, несмотря на так называемого отца… – втайне, Макс надеялся, что родится девочка:
– И у меня с Цецилией появится девочка. Малышки вырастут вместе… – зять хотел отправиться на последний плацдарм:
– Пожалуйста, я не против, – усмехнулся Макс, – пусть едет, но один. Эмма родит следующим летом, то есть зимой. Незачем тащить младенца в Антарктиду, пока он не окрепнет. За год Мухе устроят несчастный случай. Я обо всем позабочусь… – через своего столичного адвоката, Максимилиан начал подыскивать будущую резиденцию, для сеньора Ланге:
– После успеха нашей программы, «Орлиное гнездо» закроется. То есть мы избавимся от всего подозрительного. У сеньора Ланге появится две гостиницы, но сам он переедет в еще более уединенное место… – кое-какой персонал «Гнезда» оставался на участке, для работы в отеле. Остальные товарищи должны были либо обосноваться в провинциальных городках, на севере, либо присоединиться к силам на последнем плацдарме. Макс хотел поселиться один:
– То есть не один, а с Цецилией и детьми. С Эммой, и ее будущим мужем… – он любил сестру, искренне желая ей счастья:
– Надо составить короткий список подходящих кандидатур, – решил Макс, – Эмма молода, красавица, ее ребенок не станет помехой. Надо найти ей хорошего человека, из братства СС… – Макс не собирался обрекать сестру на долгое вдовство или расставаться с ней:
– Нас всего двое из семьи. Нам надо помогать друг другу, поддерживать детей. Живя рядом, такое легче… – выключив фонарик, он запер дверь:
– Звезды, отличная идея… – покровительственно сказал он семенившему вслед Мухе, – но, мы, все равно, проскользнем под радарами. Нас никто не заметит. Хотя, на всякий случай, пригодятся и советские опознавательные знаки… – Айчи поднимался на три тысячи метров за пять секунд. В случае необходимости, машина могла лететь и очень низко.
Читать дальше