Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том пятый

Затребовав личного секретаря, переводчика, 1891 указала, что женщина, кроме владения европейскими языками, должна иметь чертежные навыки:

– Мне в голову приходят идеи… – глава бюро повертела худой рукой, – я не могу тратить драгоценное время на их визуализацию… – Гаврилов не понял и переспросил:

– На чертежи, товарищ начальник… – чуть ли не по складам повторила 1891. Глава бюро упорно обращалась к Гаврилову с фашистским приветствием. Полковник ее не поправлял:

– Черт с ней, пусть называет меня, как хочет. Главное, чтобы она работала… – чертежницу, знающую четыре языка, в том числе русский, искали месяц:

– И нашли только беременную, – недовольно подумал Гаврилов, – у нас нет отделения для мамок, а заводить его никто не позволит, лишние расходы. Отправим щенка в Дом Малютки, на большую землю. Сдохнет, так сдохнет, туда ему и дорога… – переводчица оказалась женой получившего двадцать пять лет лагерей иностранного шпиона:

– Якобы он партизанил, в Европе, оттуда и привез жену. Такая же продажная тварь, как и он сам… – не желая вступать в лишнюю переписку с Москвой, Гаврилов не сообщал Науму Исааковичу ни о переводчице, ни о приданном 1891 шофере.

Дорога из Де-Кастри на тоннельные участки оставляла желать лучшего. Требовался водитель с опытом работы за рулем грузового автомобиля, на севере. Полковнику не очень нравилось, что шофером оказалась бывшая летчица. Путь из Де-Кастри на комплекс шел мимо аэродрома, врезанного в распадок между сопками:

– Ничего она не сделает, – успокоил себя Гаврилов, – 1891 не ездит без охраны…

Охрана помещалась в кузове американского доджа, приданного главе конструкторского бюро. В кабине, женщины оставались одни, однако додж, в Хабаровске, оборудовали жучками:

– Бойцы их, все время, держат на прицеле. Они часто стали ездить в комплекс, с этим телевизором…

Гостям, или жителям дачи, кем бы они не были, понадобилось новое достижение советской техники. Гаврилов только вскользь просматривал папки незначащих работников, как он называл обслугу конструкторского бюро. Полковник не запомнил фамилию водителя:

– Какая разница, зэка и зэка. Десять лет без права переписки, ее арестовали осенью сорок первого. Неверие в силу советского оружия, пораженческие разговоры. Еще бы к немцам перелетела. Здесь она никуда не улетит. Она все навыки растеряла, сидя за баранкой…

Последние пять лет зэка водила лесовозы, на отдаленном женском лагпункте, на реке Бира, в Еврейской Автономной Области:

– В тайге не держали самолетов, – смешливо подумал Гаврилов, – а здесь она не видит машин, аэродром строго охраняется…

Из окна трехкомнатных апартаментов Констанца не могла разглядеть пристройку, где размещался технический персонал. Присев на подоконник, она закурила:

– В нашем здании живут только инженеры. Жаль, что мне вечером никак не увидеть ни Лючию, ни Натали. Они, хотя бы, могут побыть вместе, поговорить… – девушки говорили о Россо, как называла Лючия мужа. Констанца отхлебнула остывший кофе:

– Натали верит, что Павел жив, и Лючию в этом убеждает. Никогда нельзя терять надежду. Роза вернется к мужу, а я увижу Степана… – она взглянула в затянутое тучами, ночное небо:

– Наше письмо дошло в Лондон… – твердо сказала себе Констанца, – мы его отправили летом, а сейчас ноябрь. У девочек сегодня был день рождения… – в кармане халата лежал испачканный красками листок, подарок от малышек. Констанца, мимолетно, улыбнулась:

– После обеда они меня рисовали. Посадили на ковер, сунули мне кролика… – по телевизору они посмотрели короткий видовой фильм, о Москве. Констанца подумала:

– Я два года в СССР, а Москвы я так и не видела. И не увижу… – она ткнула окурком в пепельницу, – чем быстрее мы отсюда выберемся, тем лучше. Степан прилетит за мной…

Ей, почему-то, казалось, что все произойдет именно так. Констанца даже прищурилась, пытаясь разглядеть в ночи слабые огоньки бортовых огней:

– Сегодня, впрочем, нелетная погода. Натали не встречала Степана до войны, но помнит его фотографии…

Соскочив с подоконника, Констанца подняла трубку внутреннего телефона. Говорить ей ничего не требовалось. Кухню обслуживали молчаливые женщины, хорошо выучившие ее привычки.

Ожидая ночного кофе и яблок, Констанца забрала тетрадь, с рабочего стола. Зная, что ее вещи обыскивают, она писала шифром:

– Даже талантливым математикам потребуется много времени, чтобы его взломать. Партайгеноссе Гаврилов точно с ним не справится… – Констанца внимательно рассмотрела изящный набросок: